С каждого индиянца ежегодно по ефимку

Операция по выселению христиан из Крыма

: lev_dmitrich; July 27th, 11:26

Кроме всего сказанного, на долю Суворова досталось еще одно очень трудное дело — исполнение операции по выселению христиан из Крыма. Обладание Крымом в эту пору еще далеко не представлялось за Россией обеспеченным. Надо было и сделать новые ходы, чтобы приблизиться к цели, и извлечь из Крыма что можно на случай неудачи. То и другое достигалось переселением из Крыма находившихся там христиан, преимущественно греческой и армянской национальностей. В их руках находились промышленность, садоводство и земледелие горной полосы, что составляло знатную долю доходных статей хана. А хан был человек ненадежный по своему замечательному непостоянству; обеспеченный в своих средствах, он мог изменить интересам России. Следовало поставить его в положение заискивающего и получающего милости. С другой стороны — представлялась выгода заселения приазовского края многочисленною колониею трудолюбивых, промышленных людей. Выгода достигалась во всяком случае, а в пользу исполнимости переселения говорило то обстоятельство, что крымские христиане были обременены до последней степени ханскими поборами, следовательно предоставление им на новом месте облегчения от налогов должно было их склонить в пользу задуманной Русским правительством меры. Таким образом дело это было решено, и исполнение его возложено на Суворова.
Суворов вошел в сношение с греческим митрополитом; тот признал переселение возможным на известных условиях; требовалось переселенцам пособие в переезде и перевозке имущества и на новых местах разные льготы. Суворов представил Румянцеву свои подробные соображения по всей операции; между прочим нужны были 6,000 воловьих подвод, покупка у переселяемых неудобоперевозимой части их имущества, постройка для них домов на новых местах, защита христиан от ханского гнева, продовольствие их в пути на счет казны и многое другое. За словом скоро последовало и дело: в июле началось переселение.
Хан пришел в состояние, близкое к бешенству: подкапывался авторитет его власти, обнаруживалось полное её бессилие, отбирался от него важный источник дохода. Тщетно удостоверяли его, что он ничего не потеряет, что Русское правительство назначит ему равносильное вознаграждение. Факт был действительно очень резок; хан прервал сношения с Суворовым и резидентом, грубо отказывал последнему в аудиенции, выехал из Бахчисарая в лагерь. С советниками своими он решил — ходатайствовать в Петербурге об отмене переселения, а Суворова просить об отсрочке исполнения на 25 дней. Суворов отказал, так как многие христиане уже изготовились к выезду. Татары пытались сделать возмущение, отговаривали христиан от переселения, прибегали к побоям. Суворов принял свои меры, держал войска наготове, не допускал Татар до скопищ. У выходящих христиан он приказал снимать хлеб под квитанции; заготовил путевое довольствие; под переселенцев употребил в начале казенные обозы и офицерские повозки, в ожидании 6000 подвод от азовского губернатора. Видя, что ничего не помогает, хан отказался от управления делами, сеял между Татарами раздражение против Русских, распускал слухи, будто наши войска готовятся к избиению магометан и наконец вошел с Суворовым в переписку, полную колкостей, доходивших даже до оскорблений. Суворов не стерпел и дал Шагин-гирею отпор, но в форме приличной и нисколько не враждебной. Волей-неволей хан должен был подчиниться. Мы видели в одной из предшествовавших глав, как тяжела была Суворову обуза — вести дипломатические переговоры, изощряясь в софизмах и диалектических ухищрениях; выставлять лисий хвост, не показывая волчьих зубов. В Крыму тяжесть непривычной работы усугублялась еще тем, что приходилось иметь дело с правительством и народом не цивилизованным, а приемов надо было держаться европейских. До какой степени удручала Суворова эта задача, свидетельствует современная его переписка с Потемкиным и его секретарем. Следует заметить, что он был подчинен Румянцеву, а не Потемкину, значит писать к Потемкину ему не подобало. Но желание поддерживать связь с таким могущественным лицом, как Потемкин, перемогло, тем паче, что он опасался не угодить Румянцеву и считал нужным заранее себя выгородить. В июне и июле он пишет самому Потемкину об операции переселения, советует ею поторопиться и непременно кого следует вознаградить. Затем 4, 5 и 6 августа он бомбардирует письмами Потемкинского секретаря П. П. Турчанинова, с которым находился в добрых отношениях. Суворов говорит, что боится Румянцева за операцию с христианами; опасается, как бы тот не обнес его в Петербурге, хотя дело идет своим чередом, несмотря на споры, на затруднения с подводами, на недостаток денег, на то, что все его сотрудники переболели горячкой и он сам, Суворов, ныне ею захворал. Настаивая, чтобы христиан непременно вознаградить как следует, по справедливости, он говорит, что и влиятельных Татар надо дарить; «Казы-гирей ласкается; детина добрый, весельчак, никогда денег ни полушки; просил В долг 500 рублей, я обчелся, прислал 600, был очень рад... Деньги, деньги, деньги; сочтетесь после, убыток будет не велик; ой, голубчик, тяжко, денег нет; рад бы все мои деревни заложить, — некому». Несколько дней спустя Суворов опять пишет Турчанинову: «худо с большими людьми вишеньки есть; бомбардирование началось (вероятно замечания на операцию со стороны Румянцева), и с получения — я, жена, дочь в один день в публичной горячке» .
По мере развития переселенской операции, затруднения не уменьшались. В августе Суворов пишет Потемкину, что Румянцев недоволен им, Суворовым, за то, что духовные манифесты по переселению христиан обнародованы без присутствия магометан в мечетях; что одно время христиане отказались было переселяться, ибо таможенные откупщики перещупывают все перевозимое имущество, даже до икон; но откупщикам заплачено 5000 руб., дабы не щупали; что вообще всяческие угрозы множатся на подобие лая пса. В сентябре разыгрываются Турчанинову вариации на ту же тему; Суворов говорит, что находится в когтях ханского мщения; что в начале операции, по подговору Татар, с полдюжины христиан протестовали против переселения, и теперь, при конце дела, повторилось тоже самое со стороны полудюжины других семей. Румянцев недоволен, разжигаемый ханом, чрез последнего передает строгое запрещение насильственного вывода христиан, когда ни один казак с плетью ни за кем не гонялся. «Строгость сия постигла меня уже по выводе (почти всех) христиан; ну, а если В прежде, — сгиб бы Суворов за неуспех... От фельдмаршала глотаю я что дальне, то больше купоросные пилюли». Ко всем этим неприятностям присоединились и семейные: «я болен и жена 8-й месяц в постели; снова напала на нее жестокая горячешная лихорадка. Из двух зол принужден я избрать легчайшее; на сих первых днях едет она к Полтаве. Дочь же почти еще в горшей опасности. Если Бог даст благополучно, надо бы мне к жениным родинам (в ноябре) на краткий час приехать к ней». Да и миновала уже в Крыму пора кипучей деятельности; Суворов начал ощущать предвкусие будущего бездействия. «Дела мне здесь скоро не будет и нет; вывихрите (вырвите) меня в иной климат, дайте работу; или будет скучно, или будет тошно... К половине января дайте работу... свеженькую».
Самолюбивая, впечатлительная натура Суворова ставила начальству всякое лыко в строку, оттого ему казались такими горькими «купоросные пилюли» Румянцева. Дело вершилось сложное, шероховатостей и зацепок миновать было невозможно. Конечно, насилием называется не один только тот вид, когда за человеком гоняется казак с нагайкой; но ведь самое переселение было в основании своем насильственное, и без сомнения для переселяемых христиан имело значение большой «купоросной пилюли». Имеющую такой основный смысл операцию невозможно замаскировать подробностями исполнения, обманчивыми до обольщения друзей и недругов. Суворов был почти прав, выставляя отсутствие казаков с нагайками за аргумент в свое оправдание, тем паче, что он действительно поступал сдержано, политично и человеколюбиво. Румянцеву же, из его малороссийской деревни, откуда он направлял дело, не трудно было впасть в неумеренные требования. Впрочем легко быть может, что Суворов, вследствие своей мнительности увеличивал, сам того не подозревая, степень горечи Румянцевских пилюль.

Во второй половине сентября переселение окончилось. Выселено свыше 31000 душ; Греки большею частью поселены между реками Бердой и Калмиусом, по р. Соленой и по азовскому прибрежью; Армяне близ Ростова и вообще на Дону. Румянцев доносил Императрице, что «вывод христиан может почесться завоеванием знатной провинции». На перевозку и продовольствие истрачено всего 130000 рублей. Собственно продовольствие обошлось очень дешево, так как Суворов скупил у тех же христиан 50000 четвертей хлеба, который поступая на месте в магазины, обошелся вдвое дешевле поставляемого из России, отчего и составилось слишком 100000 рублей экономии. Распоряжения Суворова отличались замечательным благоразумием и расчетливостью; он так сказать вложил свою душу в это дело. Спустя больше полугода, когда дело было уже почти сдано в архив, Суворов все еще чувствовал на себе как бы гнет нравственной обязанности по отношению к переселенцам и писал к Потемкину: «крымские переселенцы претерпевают в нынешнем их положении многие недостатки; воззрите на них милостивым оком, так много пожертвовавших престолу; усладите их горькое воспоминание»

А. Петрушевский «Генералиссимус князь Суворов»

Tags: Арат, АшинаШАТ, Тюргеши, Эллада, баскаки, война и мир, русские не сдаются, семена смуты, феодоро

Не для приращения сил, не для корысти, не для расширения пределов...

: lev_dmitrich; June 25th, 13:10

Последствием донесения генерала Кнорринга был манифест 12-го сентября 1801 о присоединении Грузии к России. Не для приращения сил, не для корысти, не для расширения пределов и так уже обширнейшей в свете империи (объявляет в этом манифесте Александр I) приемлем мы на себя бремя управления царства грузинского; единое достоинство, единая честь и человечество налагают на нас священный долг, вняв молению страждущих, в отвращение скорбей, — учредить в Грузии правление, которое бы могло утвердить правосудие, личную и имущественную безопасность и дать каждому защиту закона.

Эти высокогуманные слова не были дипломатическою формою речи, но реальным фактом, который дорого обошелся России, очевидно, не имевшей никакой надобности в присоединении Грузии, отделенной недоступными в то время Кавказскими горами, заселенными дикими разбойничьими племенами, покорение коих стоило столько крови и денег. В то время Россия, больше нем теперь, страдала малолюдством и изобилием плодоносной земли, никем не возделываемой. Присоединять к России новые земли, на которые претендовали и турки, и персияне, и мелкие соседи, ожидавшие окончательного разложения грузинского царства для его поглощения, — было мерою ошибочною и крайне вредною; ибо вызывало перспективу беспрерывных военных действий, т. е. колоссальные расхода и никаких доходов, так как Грузия в то время не имела достаточно средств даже на содержание царской семьи и правления, а тем менее могла что нибудь дать на содержание войск и устройство края. Все это всецело должно было лечь на бюджет России и не приносило ей никаких действительных выгод. Обеспечение границ, о которых говорится в рескрипте генералу Кноррингу от 19-го апреля 1801 года, очевидно — фикция: приобретая Грузию, отрезанную непроходимыми горами и враждебными народами, мы не уменьшали, а значительно увеличивали длину границ, подверженных неприятельскому нападению, стало быть, усложняли, а не упрощали наше положение на границе между Черным и Каспийским морями, где была учреждена у нас Кавказская линия. Виды Порты Оттоманской — другой мотив, упоминаемый в рескрипте 19-го апреля, — тоже пустая дипломатическая фраза: власть Порты за Кавказом и даже в полунезависимых пашалыках Карсском и Ахалцыхском была не многим более настоящей власти Турции в Феццане и Тунисе. Позже того, когда присоединена была Мингрелия и возбужден был вопрос о занятии Поти, оказалось, что Порта не знала сама, что такое она признала независимым по Кучук-Кайнарджийскому трактату, и должна была выслать особого агента, Сеид-Ахмед-Эриб-эфендия, чтобы посмотреть эти страны, и, вместе с русским агентом, статским советником Литвиновым, познакомиться с действительными границами турецких владений. Конечно; неопределенность границ могла разъясниться, тем более, что Закавказье было поводом постоянных столкновений между Турцией и Персией, и в этом отношении политическая дальновидность обязывала Россию обратить внимание на сохранение христианских государств за Кавказом, и потому, с политической точки зрения, совершенно понятна помощь войсками, посланная царю Георгию, для ограждения безопасности Грузии. Но самое овладение раззоренною Грузией, особливо в период борьбы русского самодержавия с революционною Францией, не вызывалось никакою необходимостью. Нельзя же допустить, как говорится в рескрипте, будто бы Грузия могла охранить наши владения от прорывов горцев. Горцы никогда не прорывались из Закавказья, но воевали с нами на линии только те из них, которые жили по северному склону Кавказского хребта. Стало быть, Грузия нисколько не охраняла нашей границы, а, напротив того, сама подвергалась нападению других мухаммеданских племен, которые никогда не прорывались по Военно-грузинской дороге и с которыми нам пришлось вступить в борьбу на жизнь и на смерть, как только мы заняли Грузию.

Таким образом, во всех документах, касающихся обстоятельств, предшествовавших присоединению Имеретии и Мингрелии, мы видим ясно-формулируемые задачи, непосредственно удовлетворяющие интересам России настоящим или будущим; видим необходимость завладеть этими областями, сознаваемую всеми властями, и систематический ряд дипломатических и военных мер, доказывающий постоянное стремление присоединить Имеретию и Мингрелию к России. Сравнивая документы, предшествовавшие присоединению Грузии, с документами, относящимися до присоединения Имеретии и Мингрелии, — мы увидим в первых совершенное отсутствие политических и экономических задач, которым могло бы удовлетворять присоединение Грузии. Присоединение это скорее можно считать ошибкою, увлечением гуманными идеями, но отнюдь не захватом, завоеванием. Но если это я можно считать ошибкою, то ошибка эта была неизбежна в силу исторических условий: полное разложение государственного строя Грузии и остальных христианских владений за Кавказом требовало перехода России за Кавказский хребет, для охранения христианской цивилизации от мусульманского варварства, — и Россия перешла через Кавказские горы против желания своего царственного руководителя и в явное ли себя раззорение. Но как только это совершилось, — тотчас же явилась необходимость выйти, из такого неестественного положения. Выход представлялся один: надо было достигнуть таких результатов, которые не ставили бы покровительствующую державу, Россию, в положение вечного данного покровительствуемой ею Грузии. Отсюда — стремление пробиться к Черному и Каспийскому морям, чтобы вознаградить Россию, хотя косвенно, развитием торговли с теми областями, для которых ей приходилось тратить свои кровные средства. Покорение Мингрелии и Имеретии, создавая связь Закавказья морским путем с Тавридой или вообще с южною Россией, — составляет первую поправку присоединения Грузии. Покорение мелких ханств к стороне Каспийского моря — вторую, а после этих двух поправок Россия, за понесенные ею жертвы на военные действия и на водворение цивилизации за Кавказом, — имеет полную возможность вознаградить себя посредством широкого развития производительности этих областей в интересах фиска и процветания русской промышленности и торговли. Но этот результат пока еще есть дело будущего.

Разбирая, наконец, вопрос о присоединении Грузии с узкой, военной точки зрения, необходимо признать, что Грузия не присоединена, а завоевана русскими войсками. Спокойствие, безопасность жителей и их имущества, в каждой из настоящих областей Грузии, в каждом городе, начиная с Тифлиса, и почти в каждой деревне — достигнуты военными действиями наших войск против бунтовавших царевичей, князей и внешних неприятелей, соседей Грузии. Но тем не менее это было сделано без всякого предварительного плана, даже без всякой предвзятой мысли покорить единоверный, дружественный нам народ и завладеть землею, на которой он расселился и которая нам была не нужна. В этом непримиримом противоречии добровольного поступления в подданство и фактического завоевания страны, по нашему мнению, заключается прямое и лучшее доказательство, что присоединение Грузии произошло исторически, т. е. минуя все расчеты и соображения деятелей, принимавших участие в совершении этого исторического явления.

А.П. Берже «Присоединение Грузии к России» Тифлис 1880 г.

Tags: И Вер, Персида, Тюргеши, баскаки, война и мир, гордыня и гордость, очевидное-невероятное, русские не сдаются, семена смуты

Leave a comment

Манифест «17 октября» 1905 года

: lev_dmitrich; June 19th, 10:19

17 октября последовал манифест "об усовершенствовании государственного порядка". Манифест этот, который, какова бы ни была его участь, составит эру в истории Poccии, провозгласил следующее:

"Смуты и волнения в столицах и во многих местностях империи нашей великою и тяжелою скорбью преисполняют сердце Наше. Благо Российского Государя неразрывно с благом народным и печаль народная Его печаль. От волнений, ныне возникших, может явиться глубокое нестроение народное и угроза целости и единству Державы Всероссийской. Великий обет Царского служения повелевает Нам всеми силами разума и власти Нашей стремиться к скорейшему прекращению столь опасной для государства смуты. Повелев надлежащим властям принять меры к устранению прямых проявлений беспорядка, бесчинств и насилий в охрану людей мирных, стремящихся к спокойному выполнению лежащего на каждом долга, Мы, для успешнейшего выполнения общих предназначаемых Нами к умиротворению государственной жизни мер, признали необходимым объединить деятельность высшего правительства.

На обязанность правительства возлагаем Мы выполнение непреклонной Нашей воли:

1) Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов.

2) Не останавливая предназначенных выборов в Государственную Думу, привлечь теперь же к участию в Думе, в мере возможности, соответствующей краткости остающегося до созыва Думы срока, те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав, предоставив засим дальнейшее развитие начала общего избирательного права вновь установленному законодательному порядку (т. е., согласно закону 6 августа 1905 года, Дума и Государственный Совет).

3) Установить, как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог восприять силу без одобрения Государственной Думы, и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от Нас властей.

Призываем всех верных сынов России вспомнить долг свой перед родиной, помочь прекращению неслыханной смуты и вместе с Нами напречь все силы к восстановлению тишины и мира на родной земле".

...манифест 17 октября, в редакции, на которой я настаивал, отрезает вчера от сегодня, прошедшее от будущего. Можно и должно было не спешить этой исторической операцией, сделать ее более осторожно, более антисептически, но операция эта, по моему убеждению, не много ранее или не много позже, была необходима. Это неизбежный ход истории, прогресса бытия.

Между тем, события после 17 октября очевидно показали, что если бы вороны не попугались, то и не оставили бы тот живой организм, с которым их клювы часто обращались, как с падалью, и это даже вошло, как бы, в привычку при дворцовой высшей челяди, что развращало самого Помазанника, когда таковой не мог стоять на своих ногах, жить своим разумом, своими чувствами, а главное, не отступать от того, что на сем свете признано благородными людьми считать честным.

Когда громкие фразы, честность и благородство существуют только на показ, так сказать, для царских выходов и приемов, а внутри души лежит мелкое коварство, ребяческая хитрость, пугливая лживость, а в верхнем этаже не буря, даже не ветер, а сквозные ветерочки из дверей, которые обыкновенно в хороших домах плотно припираются, то, конечно, кроме развала ничего ожидать нельзя от неограниченного самодержавного правления. При такой обстановке несомненно, что, если бы не было 17 октября, то, конечно, оно в конце концов произошло бы, но при значительно больших несчастиях, крови и крушениях. Поэтому, хотя я не советовал издавать манифеста 17 октября, тем не менее, слава Богу, что он совершился. Лучше было отрезать, хотя не совсем ровно и поспешно, нежели пилить тупою, кривою пилою, находящейся в руке ничтожного, а потому бесчувственного оператора, тело русского народа.

В течение всех октябрьских дней Государь, когда я был с Ним, казался совершенно спокойным. Я не думаю, чтобы Он боялся, но Он был совсем растерян, иначе при Его политических вкусах, конечно, Он не пошел бы на конституцию.

Государь по натуре индифферент -- оптимист. Такие лица ощущают чувство страха только, когда гроза перед глазами и, как только она отодвигается за ближайшую дверь, оно мигом проходит. Их чувство притуплено для явлений, происходящих на самом близком расстоянии пространства или времени. Мне думается, что Государь в те дни искал опоры в силе, Он не нашел никого из числа поклонников силы -- все струсили, а потому Сам желал манифеста, боясь, что иначе Он совсем стушуется. Кроме того, в глубине души не может быть, чтобы Он не чувствовал, что главный, если не единственный, виновник позорнейшей и глупейшей войны, это Он; вероятно, Он инстинктивно боялся последствий этого кровавого мальчуганства из-за угла (ведь, сидя у себя в золотой тюрьме, ух, как мы храбры...), а потому, как бы искал в манифесте род снискания снисхождения или примирения. Когда 17-го утром после свидания Его Величества с Великим Князем Николаем Николаевичем, Великий Князь, барон Фредерикс и я пришли к Нему и поднесли для подписи манифест и для утверждения мой доклад, то Он, обратившись ко мне, сказал, что решился подписать манифест и утвердить доклад.

Вечером знали о манифесте 17 октября не только в Петербурге, но и в провинциях. Такого крупного шага не ожидали. Все инстинктивно почувствовали, что произошел вдруг "перелом" России ХХ-го столетия, но "перелом" плоти, а не духа, ибо дух может лишь погаснуть, а не переломиться. Сразу манифест всех ошеломил. Все истинно просвещенные, не озлобленные и не утерявшие веру в политическую честность верхов, поняли, что обществу дано сразу все, о чем оно так долго хлопотало и добивалось, в жертву чего было принесено столь много благородных жизней, начиная с декабристов. Озлобленные, неуравновешенные и потерявшие веру в Самодержавие считали, что вместе с режимом должны быть свалены и его высшие носители и, конечно, прежде всего, Самодержец, принесший своими личными качествами столько вреда России.

Действительно, Он Россию разорил и сдернул с пьедестала и все только благодаря своей "Царской ничтожности".

Многие побуждались к сему соображением, что Он сдался испугавшись, а как только Его немного укрепят, Он на все начхнет (что, между прочим, Он проделал и со мной) и всему даст другое толкование. Я, мол, пошутил, или Меня обманули, или найдет самые разнообразные толкования в Монблане русских законов и будет давать в каждом данном случае желательное по данному времени направление. А ведь лишь бы Царь пожелал плавать в этом болоте лжи и коварства, а охотников с Ним в этом болоте полоскаться всегда найдутся сотни, если не тысячи. Многие, если не все инородцы, которые так много натерпелись от различных мер, против них направленных, начиная с последних годов царствования Императора Александра II и затем усилившихся в царствование Императора Александра III и уже без удержа применявшихся в безумное царствование Императора Николая II, конечно, были рады несчастиям России.

Они с значительным увлечением, всегда присущим смутным временам, ждали своего рода освобождения от "русско-монгольского" ига. Всякая молодежь всегда склонна к увлечениям.

Русская молодежь к сему была особенно склонна, отчасти из за общей атмосферы малокультурной России, отчасти из за тех принципов общего управления, из за всей административно-государственной жизни, в атмосфере которой она жила.

Принципы не соответствовали, однако, тем культурным прогрессивным идеям, которым их учили в школах, в особенности, в высших, и которые проповедывались печатно, хотя в сдержанно-цензурных формах, массою писателей. Многие из них временно гремели не столько благодаря своим талантам, сколько благодаря тем прогрессивным, бегающим идеям, которые они проповедовали.

С.Ю. Витте «Воспоминания.Царствование Николая II»

Tags: баскаки, гордыня и гордость, русские не сдаются, семена смуты

протестантский агитпроп 16-го века

: ulliana_art; June 11th, 3:16; reposted by lev_dmitrich

три символические карты

Карты из книги Генриха Бунтинга (1545-1606):

Itinerarium Sacrae Scripturae (1581). Магдебург
том 1 • том 2 ...

Heinrich Bünting

Символические и абстрактные версии мира — мир как схема, точность карт не была целью.

I.
Карта мира

Мир — трилистник (три континента: Европа, Азия, Африка с Иерусалимом в центре).

Донесение Иван Карапета

: lev_dmitrich; May 13th, 13:09

карта 1723stock-photo-staraya-karta-kavkaza-xviii-vek-1723-g-10939

В начале января 1724 года прибыв инкогнито в Карабах и встретившись с представителями как Малого, так и Большого сыгнахов, Иван Карапет отправил в Россию ряд донесений, написанных им лично на простом джульфинском наречии. Автор донесений рисует неприглядное положение Карабаха, терпящего невзгоды не только от грабительских набегов лезгин и феодалов прочих мусульманских народностей, но и от собственных, т. е. армянских же феодалов. В этом раздробленном на мелкие владения феодальном мире, повествует Иван Карапет, исповедующие христианство армянские мелики и старшины обращаются с крестьянством почти так же, как угнетатели и грабители «неверных». Он характеризует сыгнахских феодалов как людей с сильно развитым чувством местного патриотизма и, одновременно, неспособных объединить свои усилия в интересах народа или хотя бы его господствующего класса. Каждый из «них, — пишет он, — захватил по одной или две деревни, окружив себя 10, 20 подручными, объедает деревню. Ни один из них не подчиняется другому, так как нет среди них главенствующего. Совершая набеги на владения соседних феодалов, мелкие армянские правители притесняли и грабили, главным образом, крестьянское население, невзирая на его национальную или религиозную принадлежность. В письмах Ивана Карапета имеется не поддающееся уточнению ведение о том, что, до его прибытия в Карабах, сыгнахцы убили своего правителя (точнее «своего главного»), производившего «раздел страны», и что лица, убившие правителя в знак протеста против произведенного им «раздела», не захотят признавать над собой чьего-либо главенства. Между тем, — пишет Иван Карапет, — простой народ вместе со всеми старшинами денно и нощно молит бога о том, чтобы царь русский оказал им милость — послал к ним начальствующего с воинами, вторые водворили бы в стране порядок и учинили бы суд над нарушителями справедливости. И еще молят они о том, чтобы государь послал и Шемаху свои войска для усмирения неверных, окружающих их со всех сторон. «Это, — говорили они, — внесет у нас успокоение, мы соберем свои войска и по велению царя придем к нему на службу»
По словам Ивана Карапета, по его прибытии в Карабах, из пяти военачальников армянских сыгнахов трое заняли в отношении России дружественную позицию, двое — враждебную, причем один из последних ориентировался на Турцию, другой на Персию. За капитуляцию перед турками, писал Иван Карапет, были также католикос Нерсес, избравший для своего местопребывания Чарабертский монастырь Трех Младенцев, брат католикоса Саркис-юзбаши и двое лиц по имени Есаи, оба военачальника — один в Партаве (Барде), другой — в Чараберте; Чарабертский военачальник даже грозился, что убьет Ивана Карапета, если тот не удалится из Карабаха.

«Миссия посланца Петра Великого, Ивана Карапета, и его роль в сплочении и руководстве боевыми силами сыгнахцев»

Tags: Арат, Персида, Тюргеши, Хачен, война и мир, гордыня и гордость, русские не сдаются

Leave a comment

Евреи на революции выиграли тактически, но проиграли стратегически

: lev_dmitrich; April 29th, 17:59

Можно сказать, что евреи на революции выиграли тактически, но проиграли стратегически. Революция принесла евреям равноправие… и огромный подъем антисемитизма. Думаю, что последний с избытком покрывает первое. Но во всяком случае идти назад нельзя. Даже если бы сами евреи молили: «верните нам наши ограничения, лишь бы только антисемитизм был такой, как раньше, не больше…», то ограничения не будут возвращены, а антисемитизм будет расти, пока не исчерпает положенной ему меры.
О причинах такого разрастания антисемитизма и говорить не хочется.
Ужели это не ясно?
Антисемитизм начал расти с первых дней революции. Спрашивается: почему?
А почему, когда рядом с Государственной Думой (то есть рядом с единственным центром, единственной властью, которая могла временно стать на замену «разбежавшегося» Императорского правительства) вырос роковой Исполком-Совдеп, то делегатами от этого нового учреждения были присланы (в Комитет Государственной Думы) один русский (Соколов) и два еврея (Нахамкес-Стеклов и Гиммер-Суханов), — почему?
Так, с первых же минут, обозначилось «еврейское засилье» на верхах революционной стихии.
Каждый новый день и каждый новый час приносил подтверждение этого наблюдения. Движимые каким-то неудержимым напором, евреи поползли «наверх». Точного их «процента» никто не подсчитал, но впечатление было оглушающее. Когда-нибудь история (если ее не затушуют, не задавят и не подделают) расскажет этот процесс. У живых же свидетелей, у очевидцев, от этого времени осталось неизгладимое впечатление: евреи и грузины — грузины и евреи. Впоследствии к этому припутались латыши, китайцы, поляки… Поляки засели преимущественно на верхах Чека и провели памятную борозду. Латыши сравнительно быстро куда-то скрылись. Китайцев тоже сплавили. Но «евреи и грузины — грузины и евреи» остались и по сию пору. Что же это такое, сия пресловутая борьба Бронштейна (Троцкого) с Джугашвили (Сталиным), как не та же старая погудка на новый лад. Евреи и грузины, грузины и евреи…
В настоящее время, как уже было сказано, поняли, что отрицать это еврейское засилье (в революционной стихии) нельзя. Оно есть попросту факт. Поэтому, не отрицая его, стараются его объяснить.
Это, мол, вполне естественно: это, дескать, объясняется прежним приниженным положением еврейства. Сильно сжатая пружина разжалась с соответствующим эффектом. Когда давившая рука ушла, еврейство не могло не быть выброшено вверх, как не может не вылететь пробка от шампанского, когда с бутылки сняты «ограничения» проволоки.
Другие стараются оттенить, почему особенно подействовало на русское население появление евреев у власти. Русские де совершенно были к этому непривычны; еврей и властитель казались понятиями совершенно несовместимыми. Поэтому это «невозможное» так больно поразило и ударило.
Объяснения эти могут быть верны и неверны. Но во всяком случае они ничуть не подвинут вопроса. Ибо, если естественно, что сильно прижатое еврейство разжалось с силой, то можно ожидать, что так же выпрямится и русская рессора. Если естественно было еврейское выдвижение вверх, то столь же естествен будет обратный процесс, то есть русское стремление «ввысь». А так как евреи добровольно не уступают занятых ими мест, то разыгрывается борьба, которая питает и будет питать антисемитизм. В сущности это объяснение объясняет только, что при этих условиях антисемитизм неизбежен.

Чтобы начертать правдивую летопись о роли еврейства в революции; об участии еврейства в большевистской авантюре; о руководительстве ими в коммунистической партии, нужно было бы написать том. И к этому тому текста надо было бы придать несколько томов «приложений», то есть документальных данных, подтверждающих те или иные утверждения. В настоящее время такой труд никому не под силу. Но он и не нужен сейчас.

В.В.Шульгин "Что нам в них не нравится"

Tags: И Вер, Хача-Пурим, гордыня и гордость, русские не сдаются

Leave a comment

Лучше есть русскую траву, чем персидский хлеб

: lev_dmitrich; April 28th, 11:21

Лазарев писал с дороги Паскевичу, что армяне показывают истинное желание остаться навсегда в русском подданстве, и, несмотря на то, что всякому человеку трудно расстаться с своей родиной, они готовы покинуть дома и идти, куда прикажут. «Вам предлежит слава — писал он Паскевичу:— быть восстановителем народа армянского, избравшего меня, по доверенности к роду нашему, для изъяснения чувств перед вашим высокопревосходительством». Действительно, едва сделалось известным, что войска в скорости должны очистить Адербейджан,— армяне стали собираться в дорогу.

На первый взгляд дело переселения, как Лазареву, так и многим, казалось не трудным, тем более, что армяне сами просили о нем; но на практике встретились большие затруднения. Когда переселенцам приходилось окончательно расставаться с домами, с могилами своих трудолюбивых предков, оставивших им в наследство прекрасные и плодоносные поля, когда пришлось бросать многолетние заведения со всеми их выгодами, и верное настоящее менять на неизвестное будущее — армяне начали колебаться. Первые показали пример нерешительности несторианцы. Когда они полагали, что весь Адербейджан останется за русскими, — они пресмыкались у ног Паскевича; но когда наступил час пожертвований, они предъявили такие требования и притязания, которые благоразумие предписывало отвергнуть. И несторианцам, которые, как выражается Лазарев корыстолюбивую руку простирали к России, а сердце отдавали персиянам,— было во всем отказано. Тем не менее, пример несторианцев нашел отголосок и в коренном армянском населении. Справедливость требует сказать, что нашлись даже армянские епископы, как например Израиль Салмасский, которые в угоду персиянам, забыв долг христианский, тайными пронырствами и явными угрозами, как свидетельствует о том Нерсес, удерживали армян от переселения. Нужно сказать, что условия, предложенные Россиею переселенцам, были действительно тяжелы и не могли не вызывать колебаний. Все богатство армян состояло в недвижимом имуществе; а между тем дома, плодовые сады, отлично возделанные поля — все это должно было быть брошено, и потому естественно было просить им, чтобы Россия вернула хотя третью часть стоимости того, что они покидали. Правда, туркменчайский договор предоставлял им право продавать свою собственность магометанам; но на деле это оказалось не выполнимым, так как персидское правительство просто запретило своим подданным всякие торговые сделки с армянами, заставляя последних, таким образом, или остаться в персидском подданстве, или лишиться своего имущества.

Между тем, Лазарев, в точности исполняя предписание Паскевича, старался не обольщать армян никакими несбыточными надеждами, он прямо говорил им, что они не найдут за Араксом того, что покидают в Персии; что все пособие не может простираться в сложности более 5 р. с. на каждое семейство; но что под сению единоверной державы они могут быть уверены в благоденствии их потомства и в собственном спокойствии.

Действительно, для первоначальных пособий переселенцам ассигновано было только 50 тысяч рублей, и все надежды армян могли возлагаться лишь на обещание освободить их на несколько лет от податей и повинностей. Но, оставляя дома в такое время года, когда всякого рода домашние запасы начинают уже истощаться, и получая всего по 6-7 р. на семейство, армяне не могли купить даже достаточного количества хлеба; те же, у которых были некоторые запасы — не имели способов к перевозке их по отдаленности пути и дороговизне скота, которого в последнее время и купить даже было невозможно. За дрянного ешака приходилось платить по 12 и по 15 р.

Персидское правительство, неохотно терявшее громадное число трудолюбивых подданных, с своей стороны, ставило Лазареву всевозможные преграды. Оно по всей стране рассеяло агентов, которые внушали армянам, что по прибытии в Россию их обратят в крепостных и будут брать в солдаты, между тем как Персия освободит их от всяких податей и даст многие льготы. В доказательство им предлагали теперь же гораздо более денег, чем мог предложить Лазарев. Но когда и это не подействовало, персидское правительство прибегло к последнему средству: оно объявило, что русские переселяют армян силой и тем нарушают туркменчайский трактат. Аббас-Мирза писал в этом смысле Лазареву, упрекая его в насильственном уводе армян, и прося его не употреблять во зло влияния на умы привязанного к нему населения. «Если рассудить по совести, — говорил он в письме:— как возможно, чтобы несколько тысяч семейств по искреннему и добровольному желанию бросили бы тысячелетнюю родину, имение, сады, поля, — чтобы остаться без места и безо всего!»

Под видом ограждения интересов армян, из Тавриза прислан был даже капитан английской миссии, Виллок. Лазарев заставил его поехать вместе с ним в стан переселенцев и предоставил самому опрашивать армян. Когда же те отвечали, что «лучше согласятся есть русскую траву, чем персидский хлеб», Лазарев заставил Виллока дать ему в том письменное удостоверение. К серьезным помехам переселения надо отнести и ненависть магометан, которые осыпали переселенцев бранью, а в некоторых местах бросали в них каменьями. Можно было опасаться даже кровопролития, тем более что персидское правительство не обращало никакого внимания на неистовые поступки татар, надеясь, быть может, устрашить армян и удержать их в Персии. Особенная враждебность замечалась в Курдистане, откуда удалось выселить, и то с величайшею опасностию, лишь несколько семейств. Рассеянные жилища тамошних армян, находясь среди крутых и высоких гор, соединялись с остальным миром узкими тропинками, извивавшимися над пропастями, а кругом лежали селения магометан, лишь номинально подчинявшихся Персии. Надо было удивляться отважности офицеров, которые, в сопровождении двух-трех казаков, решились проникнуть в эти трущобы, где каждая вершина утеса, каждый глубокий овраг и темное ущелье — грозили им засадою и смертию. В озлобленной ярости, куртинцы даже среди белого дня нападали на небольшие партии армян, грабили их, убивали или гнали назад. Лазарев должен был просить помощи у генерала Панкратьева, и только войска, прибывшие из Урмии, рассеяли разбойников.

Но все эти препятствия, конечно, уже не могли остановить начатого дела,— и по мере того, как выступали из персидских провинций русские войска, вместе с ними уходило и армянское население.

Первая, самая большая партия двинулась в путь 16-го марта 1828 года. Стояла роскошная восточная весна; со всех сторон, по отлогостям гор адербейджанских, двигались огромные караваны переселенцев и направлялись к Араксу. «Трогательно было видеть,— рассказывает Глинка:— как матери учили малюток выговаривать священное имя первого армянского царя — Николая, как они внушали им помнить великого своего избавителя».

Известный художник Мошков написал большую картину, изображающую это переселение сорока тысяч армян, под личным распоряжением полковника Л. Е. Лазарева. Вдали видны Арарат, Аракс и селения, лежащие по дороге к Эривани. На правой стороне картины — сам Лазарев, отдающий приказания армянским старшинам, а кругом его свита и поверенные в делах английский и персидский; на заднем плане картины — обширный стан переселенцев.

Не совсем, однако, ласково на первых шагах встретила этих переселенцев их новая родина. Когда более пяти тысяч семейств уже приближалось к Араксу, Лазарев получил известие от эриванского областного правления, что оно, по недостатку хлеба, не может дать нужной помощи прибывающим, и просило удержать их на персидском берегу Аракса до собрания жатвы. Армяне стояли под открытым небом и терпели во всем крайний недостаток; свободных земель не было, — и большую часть переселенцев пришлось отправить отсюда в Карабак.

Так совершилось переселение армян, доставившее России огромные выгоды приобретением трудолюбивого и, можно сказать, единственного земледельческого народа в Закавказье. Напротив, население Адербейджанской области заметно поредело, и Персия понесла ущерба более чем в 32 мил. рублей, по исчислению самого персидского правительства. На все переселение, как видно из отчетов Лазарева, было израсходовано только 14,000 червонцев и 400 рублей серебром; и на эту-то ничтожную сумму было переселено 8249 семей, что в сложности составляло более 40 тысяч жителей.

Потто В.А. "Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях. Том III, Выпуск 4. СПб. 1888"

Tags: Арат, ОПГ Остров, Персида, Тюргеши, Хачен, баскаки, война и мир, гордыня и гордость, русские не сдаются

Leave a comment

Будущая роль России в судьбах Армении

: lev_dmitrich; April 16th, 10:23

Петр Великий впервые взглянул на армян с точки зрения политической, гениально предвидя будущую роль России в судьбах Армении. И с этого момента начинается по отношению к ней деятельная политика русских государей. Еще до Дербентского похода, к Петру уже являлось несколько депутаций от карабагских меликов, просивших его заступничества. Все оне говорили, что как только русские войска станут приближаться к ним, начальные люди армян соберут свои войска в Нахичевани и, взяв царские знамена, в 24 часа выгонят неверных, а в 15 дней овладеют всею землею; что взять Эривань будет не трудно, так как в этом городе живет много армян, и в их руках находятся пороховая казна и другие припасы; что, наконец, армянская страна может выставить до 116 тысяч войска, так как армяне турецкие наверное придут на помощь персидским, И когда перед оружием Петра пал Дербент, и русские войска готовились овладеть всеми северными провинциями Персии, казалось, заря армянской свободы занялась светло и ярко. Уже 12 тысяч армян, под предводительством карабагских меликов, и 30 тысяч грузин, с царем своим Вахтангом, стояли у Ганжи в ожидании царя и его приказаний. Эти христианские войска ликовали, считая освобождение от ненавистного мусульманского ига делом несомненным. Как громовой удар разразилась среди них весть, что Петр возвращается с Кавказа, не довершив начатого дела . По свидетельству армянского митрополита Исая, этому не хотели верить, не могли понять, что такое случилось; одни говорили, что русские ушли обратно от болезней, другие, — что, по случаю зноя, пали у них кавалерийские лошади, третьи, — что было крушение на море и погибли артиллерия и провиант.

Неожиданный отъезд Петра из Дербента поразил глубокою скорбью армянские и грузинские войска; энергия их упала. Вахтанг с своими грузинами ушел в Тифлис, который вслед затем был осажден, взят и разорен лезгинами. Карабагские мелики удалились в горы и, запершись там в неприступных башнях, в течение нескольких лет стойко выдерживали ожесточенную борьбу за свободу с турецкими, персидскими и дагестанскими полчищами. Эта борьба армян, вызванная, но не поддержанная походом Петра, была тем не менее началом уже не прекращавшихся попыток добиться свободы.

Христианскому населению Закавказья нанесен был тяжкий удар тем, что Петр, по договору с Турцией, оставил за собою лишь Каспийское прибрежье,— а все армянские и грузинские провинции уступил Оттоманской Порте, которая была, конечно, раздражена против христиан за их симпатии к России. Тучи бедствий висели над злополучным краем. Россия не могла помочь ему оружием — еще не пришел час развернуть ей мощные силы, тогда только что начинавшие крепнуть. Но судьбы армянского народа по-прежнему оставались близкими сердцу императора,— и он широко растворил двери своей империи для их эмиграции. Русские, владея Дербентом, Баку, Астрабадом, Гиляном и Мазандераном, должны были заботиться о том, чтобы скрепить эти приобретения выгодами материального благоденствия, плодами мирной деятельности,— и это великое начало легло в основание дальнейшей политической программы Петра, и он старался привлечь армян в эти страны. «Стараться всячески — писал он Матюшкину по поводу заселения вновь покоренных земель:— призывать армян, а бусурман зело тихим образом, чтобы не узнали, сколь возможно убавлять.» И вот, на зов Петра сотни армян стремятся в Гиляны и в крепость Св. Креста. Петр писал своим сподвижникам, чтобы они оказывали переселенцам всевозможные льготы, отводили лучшие земли, где пожелают, защищали от обид и притеснений; — «понеже — писал великий император: — мы оный армянский народ в особливую нашу императорскую милость и протекцию приняли.» И в документах того времени ясно выражается взгляд Петра на ту пользу, которую он ожидал от водворения умного, торгового и предприимчивого армянского народа в Русской империи.

Из числа первых эмигрантов, до 700 человек тотчас же поступили в русскую военную службу и образовали в Гилянах два особых полка, армяне — драгунский, грузины — гусарский.

Но пока ничтожная часть армян искала убежища в пределах России, вся масса населения изнемогала в непосильной борьбе с мусульманами и взывала о помощи. «До сих пор, — писали армяне к Петру: — имея неприятелей с четырех сторон, мы по возможности оборонялись; но теперь пришло множество турецкого войска и много персидских городов побрано...»

Это последнее послание, к несчастию, не застало уже в живых гениального русского царя.

Нерешительная политика преемников Петра еще тяжелее отозвалась на судьбах армянского народа. О мужественной борьбе его, веденной одновременно с турками, с персиянами и с дагестанскими горцами,— борьбе, исполненной героизма, когда горсть армян восемь дней к ряду выдерживает, например, ожесточенную битву с целым сорокатысячным турецким корпусом Сары-Мустафы Сераскира,— свидетельствует фельдмаршал князь Долгоруков. Но он же прибавляет в донесении своем, что армяне требуют серьезной помощи оружием, и что если теперь не оказать ее, то впредь уже будет трудно привлечь армян на нашу сторону . Оставайся энергический князь Долгоруков на Кавказе, быть может, судьбы этого края были бы иные. Но, Долгоруков пал, императрица Анна Иоанновна, мало заботившаяся о поддержании того, что создано было Великим Петром, решает вовсе оставить покоренные им земли. Русские войска отступают на Терек,— и власть над армянами переходит опять от турок к персиянам. Страх нового владычества заставляет многих армян променять тогда прекрасную карабагскую природу на болотистые берега Терека, куда, вслед за войсками, идут и те из них, которые уже основали свои поселения в Гилянах и в крепости Св. Креста.

Так образовывается армянское поселение на Тереке, в Кизляре. Число переселенцев, вероятно, возросло бы до весьма значительной степени, если бы императрица Анна Иоанновна, в угоду Шах-Надиру, не издала указ 29 мая 1734 года, которым, в доказательство дружбы к шаху и доброжелательства к персидскому народу, повелевалось всех грузин, армян и других иноземцев, вышедших из Персии, отправить обратно к шаху, «даже тех, которые сего возвращения и не желали бы». Правда, эта ничем не объяснимая ошибка правительства императрицы Анны через несколько лет была несколько заглажена особым указом, уже воспрещавшим выдавать персиянам тех из армян, которые приняли русское подданство, но впечатление, сделанное первым распоряжением, долго не могло изгладиться в умах армян.

Потто В.А. "Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях. Том III, Выпуск 4. СПб. 1888"

Tags: Арат, Персида, Тюргеши, Хачен, баскаки, башиБОЗуки, война и мир, гордыня и гордость, очевидное-невероятное, русские не сдаются

Историческия выписки о сношениях России с Персиею, Грузиею и вообще с горскими народами

: lev_dmitrich; April 12th, 9:37

Эривань

Дела армянских патриархов было отчасти причиною предпринятой экспедиции на Эривань. В 1802 году, по дошедшим жалобам от всего армянскаго народа на патриарха их Давыда, государь император указать соизволил прежде генерал-лейтенанту Кноррингу, а потом генерал от инфантерии князю Цициянову предложить эриванскому хану Высочайшую волю: вместо Давыда возвести на эчмиадзинский патриаршеской престол низложеннаго патриарха Даниила. Но как патриах Давыд утвержден был равномерно грамотою данною ему блаженныя памяти императором Павлом I, то эриванский Мамат хан, ссылаясь на оную, отзывался невозможностию выполнить объявленное ему повеление. Более года продолжались пересылки, во время коих, смотря по обстоятельствам, нещастный патриарх Даниил был арестован, выпущен и наконец, после эриванской экспедиции увезен Баба ханом в Тавриз, где по известиям и доныне содержится. К сему присоединить и политическия причины. Эриванская область находилась в подданстве Грузии и платила царю Ираклию 50 т. рублей ежегодной дани. Сверх того нынешний патриарх Давыд давно не благоприятствует России. Все сии причины убедили князя Цициянова предпринять поход на Эривань. Нужно было принудить к выполнению даннаго повеления или наказать эриванскаго хана за непослушание. Но успех не соответствовал сему намерению. Несмотря на неоднократное поражение войск Баба хана и совершенное разбитие сына его, Аббазь Мирзу, на речке Гарничай, князь Цициянов принужден был снять блокаду и возвратиться в Грузию.

Мамат хан эриванской, находясь в опасности от российскаго оружия и от Баба хана, держал себя в равной осторожности против обеих сторон и никогда не впустил в Эривань, хотя и тем, и другим, здача города была обещана. Существо персидской политики состоит в том, чтобы оправдаться после произшествия пред тем, кто решительно одолеет своего неприятеля. Трудность, встретившаяся в продовольствии российских войск, которыя при том состояли не более как в 3,000, было главнейшею причиною сей неудачи.

С другой стороны можно сказать, что предмет сей компании отчасти был выполнен, потому что Баба хан, собрав сильное войско, намерен был напасть на Грузию. Князь Цициянов, предупредивши его, с малым числом войска показал всей Персии ничтожность силы и власти Баба хана. Следствия, из сего произшедшия, весьма благоприятствовали разпространению там российской державы. Персидские владельцы, раздираемые междоусобием, видя надежды их на защиту Баба хана опровергнутыми, прибегнули к искательствам и покорности и ныне же чистосердечно желали и просили российскаго покровительства, дабы избавить землю свою от безпрерывных бедствий войны. Из числа сих первый был лишенный ханства Джапар кули хан хойской, человек осторожный, сведущий в персидских делах и ненавидящий Баба хана. Во время осады эриванской крепости он оказал многие услуги князю Цициянову. При принятии его в подданство назначено ему 5 000 руб. серебром годоваго жалованья из экстроординарных сумм.

Шурагель

Потом вступила в подданство шурагильская область, лежащая между Грузиею, Армениею и карским пашалыком. Обитающее в оной татары, коих числом до 2000 душ, находились под покровительством эриванскаго хана, но будучи им притесняемы, прибегнули к российскому начальству, прося против него защиты, и вскоре потом увидели действие помощи, данной им российским войском под предводительством генерал-майора Несветаева, а потому изъявили желание вступить в подданство Российской империи, что учинено письменным актом марта 31 дня 1805 года. Поелику же артикской Артик, главное шурагельское селение, а Будаг султан, захваченный эриванским ханом, содержался у него в плену, то шурагальские старшины выбрали единодушно в султаны сына его, Хамо бека, который тогда же был утвержден российским начальством.

Карабаг

Ибрагим, хан карабагский и шушенской, старец осмидесятилетний, давно оказывал наклонность свою к России. Он был всегда из числа противников похитителю Аги Магомет хану, который раззорил его владения, и ныне Баба хану равномерно не покоряется, для уверенности дома его и владения нужно ему было российское покровительство, к коему он прибегнул, вследствие чего мая 14 дня 1805 года заключил он условие с князем Цицияновым, обещая платить 8 000 червонных ежегодной дани. Сей акт подданства утвержден Высочайшею грамотою. Ибрагим хан пожалован в чин генерал-лейтенанта, страший сын его и наследник Мамат Асан ага в чин генерал-майора, средний сын, Мегти Ага, в чин генерал-майора, меньшой, Ханлар Ага, в чин полковника, и всем определено по чинам жалованье из получаемой дани, что и составляет всем вместе до 8 405 р. 80 коп. серебром.

Ханство карабагское, лежащее в великой Армении между стечением Куры и Аракса, разделяется на следующие уделы: 1е, Сараперт, принадлежавший мелику Межлуму сыну Адамову. 2е, Kуластан. владение мелика Абова сына Иосифа. 3е, Воранда - мелика Шахназара сына Гуссеинова. 4е, Хачен - мелика Алаверди сына Мирзаханова. 5е, Дузах - мелика Бахтама внука Еганова.

В 1733 году карабагские армяне выгнали турок из своего владения, при сем случае убит был сераскир Сара Мустафа паша. Потом возставшия между меликами раздоры были причиною войны, которая продолжалась более двадцати лет. Мелик Шахназор призвал к себе на помощь владетеля кочующаго чавонширскаго народа Фона хана (прим. Панах-хан) и здал ему крепость Шуши. По смерти Фона хана сын его, ныне владеющий Ибрагим хан, довершил и покорение и раззорение меликов, из коих многие перешли в Грузию, а подданные их армяне разбрелись по разным сторонам, наиболее в Россию, в Грузию и Ширвань. Прежде сего Карабаг славился своими конскими заводами, и лучшие лошади в Персии почитались карабагские. Ныне в сей богатой провинции, в которой считалось до 60 тысяч дворов жителей, едва пять тысяч дворов жителей осталось. В 1796 году во время экспедиции на Персию щиталось в Карабаге до 30 тысяч вооруженных армян, которые от всех прочих отличаются способностию своею к военному ремеслу. Шушинскую крепость, столицу ханства карабагскаго, почитают в Персии за неприступную.

Армянские мелики просили неоднократно от России помощи для свержения Ибрагим хана и имели частыя сношения с фельдмаршалом князем Потемкиным Таврическим и с бывшим на Кавказе начальником генерал-поручиком Потемкиным, чрез гайканскаго архиепископа Иосифа Аргутинскаго, что был после патриархом, ссылаясь на обнадеживание российскаго покровительства, грамотою Петра Великаго обещаннаго всему армянскому народу. Причины, которыя препятствовали оказать им деятельное пособие, кажется были следующие: 1е, междоусобная война меликов, помышлявших более всякой о себе, нежелание о спасение отечества. 2е, легковерие их и нетвердость в слове, на которое полагаться неможно. 3е, армяне карабагские в то время при единодушном совокуплении могли бы вооружить еще от 30 до 40 т. войск, однако сего не зделали. Следовательно временная помощь российскаго войска не могла их избавить от порабощения. А есть ли бы и получили они прежнюю свою независимость, то по существу феодального правления, к возстановлению коего стремились все их усилия, должно было ожидать, что неминуемо воспоследует вторично междоусобная война у меликов.

С. М. Броневский «Историческия выписки о сношениях России с Персиею, Грузиею и вообще с горскими народами, на Кавказе обитающими со времен Ивана Васильевича доныне»

Tags: Арат, Дела горские, И Вер, Персида, Тюргеши, Хачен, баскаки, война и мир, гордыня и гордость, русские не сдаются

Армянский язык

: lev_dmitrich; March 24th, 10:58

Фамилия Армянская, заключающая в себе только следующие наречия:

1. Армянский книжный или древний; им некогда говорили в Армении Гайканы, более известные под именем Армян - одной из самых древних Азиятских наций, которая в разные времена была независимою, но которая с 1080 года по Р. Х. всегда находилась под властию могущественных соседей. Язык сей, с давних времен употребляемый единственно в книгах и при богослужении, можно считать мертвым. Его грамматика и словосочинение столь несходны с новым Армянским, от него же происходящим, что Армянин по необходимости должен ему учиться. Хорошие писатели всех времен и стран не представляют никакого различия в языке письменном; следовательно он не имеет никаких побочных наречий, ни также слов Турецких и Персидских, какие находятся в Армянском общеупотребительном. Словосочинение подобно Греческому.

2. Армянский общеупотребительный или новый, коим говорят на многих разных наречиях Гайканы и Армяне, в Оттоманской и Персидской Армении, в частях Грузии и Ширвана, принадлежащих России, и в Турецкой губернии Итшил. Армяне рассеяны почти по всем торговым городам Российской и Оттоманской Азии, Персии, Индии, Индо-Китая, Туркестана и Китайской Империи, в коих они отправляют делa весьма важные; немалое количество их находится в торговых городах Европейской Турции, преимущественно в Константинополе; многие тысячи живут в России и в Австрийской Империи, особенно в Галиции, Трансильвании и Венгрии. "Литтература Армянская," говорит ученый Филолог Сен-Мартен "одна из самых занимательных на Востоке, начинается с IV века нашего летосчисления. Христианская вера значительно усилила ужe бывшие между Армениею и Римскою Империею связи. Вкус, изучение Греческого языка и литтературы Греческой распространились. Явились многие ученые и писатели, которые стоят еще и теперь на степени весьма отличной, и которые заставляют наблюдателя считать пятое столетие золотым веком Армянской словесности. Сии знаменитые люди, почти все просветившиеся в Едессе, Антиохии, Александрии, Константинополе и в Афинах, перевели на свой язык великое число древних писаний, из коих многие дошли до нашего времени. Исторических сочинений в Армении очень довольно; не мало и таких, кои принадлежат временам древним и написаны с приметным талантом. Между историками сей земли отличаются: Моисей Хоренский и Елисей, жившие в V веке; Лазарь Фарбедзи, принадлежащий к шестому столетию; Фома Ардзруни и Патриарх Иоанн VI, писавшие после 900 года. Армяне считают Моисея Хоренского первым из классических своих авторов; он сочинил пространный трактат о Риторике, в коем ссылается на многие Греческие творения, недошедшие до нас, и в особенности на одну Трагедию Еврипида. Есть также на сем языке полный перевод Св. Писания, который должно поместить в первом ряду между книгами сего рода. Остальные Армянские книги состоят из сочинений скитнических или Богословских, из объяснений на Священные книги, из бесед, между коими весьма много достойных уважения по слогу. Пиитических (прим. поэтических) сочинений мало; еще менее таких, кои могут заслужить одобрение иностранцев. Отличнейший Поет их есть Нерсес Клайетзи, живший в ХII веке. Стихотворения с рифмами - не старее ХI столетия. После ХIV века литтература Армянская пришла в большой упадок; она состояла уже единственно из сочинений или посредственных, или даже худо написанных. В ХVIII столетии пробудилась охота к наукам именно между Армянами, поселившимися на малом острове Св. Лазаря близь Венеции. Сии ученые иноки (Мехитаристы), учредившие тут коллегию и типографию, сделали свой уголок главным рассадником наук и литтературы Армянского народа. Трудами своими они восстановили чистоту языка, во всех других местах совершенно исказившегося. Между тем их сочинения, написанные более или менее в сообразности с Европейским духом, недолжны быть почитаемы частию истинной литтературы Армянской; точно также как произведения или подражания на латинском языке новых Европейских ученых не могут войти в состав классической словесности." Армяне замечательны между Азиятцами по ревности, с какою они заводили типографии по всех главных городах, избранных ими для жительства: в Константинополе, Венеции, Амстердаме, Лейпциге, Ливорно, Лембергс (прим. Львов), Астрахани, Смирне и проч. Они имеют также типографию в Ечмиадзине, известном многими изданиями Библии и переводов древних авторов Греческих, Латинских и Персидских. В V веке Мезроб изобрел Армянскую азбуку, содержащую в себе 38 литер, то есть 30 согласных и 8 гласных; пишут нми от левой стороны к правой. Армяне имеют два рода букв, весьма различных между собою: большие и малые. До ХI столетия писали единственно первыми; около же сего времени вошли в употребление последние. Сначала Армянская азбука имела только 36 букв; после прибавлены Ф и О. Армяне Константинопольские и Крымские пишут на Турецком языке своими буквами; обитающие в Грузии пишут Армянскими литерами на Грузинском языке, а иногда Грузинскими на своем собственном. Рода в Армянском общенародном языке нет; склонение делается изменением конечных букв и имеет шесть падежей. От письменного он отличается преимущественно грамматикою и словосочинением, которые совершенно изменились как по причине новых значений, так и по тому что употребление удалило словa от истинного их смысла. Вместо фраз отрывистых и чрезвычайно разнообразных древнего Армянского, новый имеет только длинные периоды, подобно Турецким, оставленные совершенно одинаким образом и оканчиваемые симметрически по правилам Турецкого синтаксиса. К томуж, почти все словa Турецкие могут быть употребляемы наравне, или даже предпочтительно, с их Армянскими синонимами. Главные наречия суть следующие: диалект внутренней Армении или Когтенский, на берегах Аракса, самый чистый; в сей части Армении находится монастырь Ечмиадзин, местопребывание Патриарха; тут же были столицы Армянские. Диалект Константинопольский, один из общеупотребительнейших, но также один из весьма далеко уклонившихся от Армянского письменного, по причине смеси слов и фразеологии Турецкой. Диалекты Гапанской и Чулфахской в восточной Армении; они весьма испорчены и содержат в себе множество слов Персидских. Последний, называемый Армянами Чугатзи, по имени города Чулфаха (прим. Джульфа) (по-армянски Чугга), в общем употреблении у Армян Персидских и Индийских, потомков Армян древнего Чулфаха, покоренного Шах-Абасом. Диалект Киликийский и Мало- Армянский, менее других потерпевший от влияния Турецкого языка, замечателен в особенности своими грамматическими формами, довольно отличными от форм Армянского письменного. На сем-то диалекте написан в 1289 г. договор, заключенный между Леоном III, Царем Малой Армении, и Генуезцами, и недавно изданных в свет ученым Ориенталистом, Сен-Мартенем.

Адриан Бальби «О языках страны кавказской» Вестник Европы, Часть 159. № 8. 1828 г.

Tags: Арат, гордыня и гордость, франджи

Leave a comment

Previous 10

Log in

lev_dmitrich

С каждого индиянца ежегодно по ефимку

Моя записная книЖЖка