С каждого индиянца ежегодно по ефимку

• July 29th, 2021, 02:46 pm

Географическое положение древней Армении выработало в армянах особенности этнопсихики

Армяне — народ самый умный и способный на Кавказе, стремящийся к просвещению и имевший свою науку, литературу ещё в отдалённые времена, о коих русская история ещё не имеет сведения. Географическое положение древней Армении с тяжёлыми условиями жизни в тисках смежных более сильных народов выработало в армянах особенности этнопсихики, которые в тысячелетней борьбе за независимость являлись для них наиболее выгодными. Армяне вспыльчивы, настойчивы, трудолюбивы, изворотливы, осторожны и поглощены интересами торговли и наживы. Видя в деньгах силу, они алчны, завистливы и крайне бережливы. Приобретая на каком-нибудь поприще или в каком-нибудь деле власть, они делаются несносно дерзкими и жестокими, особенно в отношении к слабым или подчинённым не своего племени. Лица администрации Эриванской, Елисаветопольской и Бакинской губерний единодушно жалуются, что с армянами им гораздо трудней справляться, чем с живущими о бок с ними адербейджанскими татарами, т.к. первые плохо подчиняются чужим русским правилам и законам и всему, что не даёт личных денежных или иных выгод или идёт в ущерб интересам племени. Хотя из армян в кавказких войнах многие выдвинулись на крупные посты, однако это ещё не говорит о воинственности народа в открытых боях; отбывают воинскую повинность армяне крайне неохотно, прибегая к всевозможным уловкам избегнуть её, в то время как представитель картвельской группы населения часто гордится ношением воинского мундира и оружия. Армяне зато люди гораздо более дальновидные и ловкие и тонкие политики; благодаря этой черте характера они дали России немало видных государственных деятелей, напр., Лорис-Меликова, Делянова и др. К сожалению, эгоизм их не имеет границ, и общегосударственные интересы им, собственно говоря, чужды. Брать от окружающих племён и народов как можно больше — вот их девиз. У них существуют свои литературные, музыкальные, политические и разные другие кружки, союзы, общества. Взаимопомощь охраняет у них племенную связь; посторонние элементы, в жилах которых не струится армянская кровь, тщательно отстраняются от армянских торговых синдикатов, акционерных обществ и пр.; капиталы предусмотрительно хранятся в иностранных банках и т.д. Браки у армян прочные и семейные отношения хороши, как и у грузин, но женитьба армянина на русской часто влечёт за собой убийство последней родственниками мужа.
Из всех племён на Кавказе вражда к русским оказывается наиболее сильной и сознательной у армян. Между грузинами и армянами существует вековая скрытая вражда, которая при случае ведёт к кинжальной расправе. Как ни странно, с татарами армяне живут дружнее, но в нынешнем злополучном для России году вспыхнула между ними, вероятно, старая, затаённая вражда в Бакинской, Елисаветпольской и Эриванской губерниях и началась резня и перестрелка с сотнями человеческих жертв с той и другой стороны. Впрочем, все кавказские народности не любят армян, смотрят на них как на своих поработителей в экономическом отношении и как на опасных конкурентов, обладающих умом, ловкостью в торговле, льстивостью перед власть имущими и людьми нужными, саморекламированием и капиталом, почему армяне, особенно богачи, делаются жертвами убийства и разбоя чрезвычайно часто. В Турции и Персии отношение к ним общества такое же враждебное, если в ещё не большей степени; курды персидские и особенной турецкие, никем не сдерживаемые в своих инстинктах, а порою и наши, изуверствуют над армянами, вырезывая целые семьи самым беспощадным образом. В общем надо сказать, что в армянах гораздо сильнее, чем в грузинах, вырисовываются еврейские черты характера и это одна из причин нелюбви к ним окружающих народов, хотя и картвелы принадлежат к семейству семитов. Нельзя также не отметить того факта, что, насколько можно проследить по историческим документам, характер армян за 1500 лет не изменился в своих основных чертах.

Доктор медицины Э.В. Эриксон. Вестник психологии, криминальной антропологии и гипнотизма «Об убийствах и разбоях на Кавказе» С.-Петербург, 1906 год

• Tags

  Арат, гордыня и гордость, русские не сдаются

• July 29th, 2021, 12:26 pm

Что такое нация?

Нация — это душа, духовный принцип. Две вещи, являющиеся в сущности одною, составляют эту душу, этот духовный принцип. Одна — в прошлом, другая — в будущем. Одна — это общее обладание богатым наследием воспоминаний, другая — общее соглашение, желание жить вместе, продолжать сообща пользоваться доставшимся неразделенным наследством. Человек, милостивые государи, не появляется сразу. Нация, как и индивидуумы, это результат продолжительных усилий, жертв и самоотречения. Культ предков — самый законный из всех; предки сделали нас такими, какими мы являемся в настоящее время. Героическое прошлое, великие люди, слава (но истинная), — вот главный капитал, на котором основывается национальная идея. Иметь общую славу в прошлом, общие желания в будущем, совершить вместе великие поступки, желать их и в будущем — вот главные условия для того, чтобы быть народом. Любят пропорционально жертвам, на которые согласились, пропорционально бедам, которые пришлось перенести. Любят тот дом, который строили и теперь переносят. Спартанская песня: «Мы то, чем вы были; мы будем тем, чем вы являетесь теперь»,— это по своей простоте лучший гимн всякого отечества.
Разделять в прошлом общую славу и общие сожаления, осуществлять в будущем ту же программу, вместе страдать, наслаждаться, надеяться, вот что лучше общих таможен и границ, соответствующих стратегическим соображениям; вот что понимается, несмотря на различия расы и языка. Я сказал только что: «вместе страдать». Да, общие страдания соединяют больше, чем общие радости. В деле национальных воспоминаний траур имеет большее значение, чем триумф: траур накладывает обязанности, траур вызывает общие усилия.
Итак, нация — это великая солидарность, устанавливаемая чувством жертв, которые уже сделаны и которые расположены сделать в будущем. Нация предполагает прошедшее, но в настоящем она резюмируется вполне осязаемым фактом: это ясно выраженное желание продолжать общую жизнь. Существование нации — это (если можно так выразиться) повседневный плебисцит, как существование индивидуума — вечное утверждение жизни. О, я знаю, это менее метафизично, чем божественное право, менее жестоко, чем предполагаемое историческое право. В той системе, которую я вам предлагаю, нация, как и король, не имеет право говорить провинции: «ты мне принадлежишь, я беру тебя». Для нас провинция — это её обитатели; если кто-нибудь имеет право давать советы в такого рода делах, то это прежде всего жители провинции. Для нации никогда не представляло настоящей выгоды присоединять или удерживать страну вопреки её желанию. В конце концов, желание нации — единственный законный критерий, к которому нужно всегда возвращаться.

Резюмирую свое мнение. Человек — не раб ни расы, ни языка, ни религии, ни течения рек, ни направления горных цепей. Великое скопление людей со здравым смыслом и пылающим сердцем создает моральное сознание, называемое нацией. Поскольку это моральное сознание доказывает свою силу жертвами, которые требуют отречения индивидуума на пользу общества, оно законно, имеет право на существование. Раз возникают сомнения относительно границ, советуйтесь со спорящими народами. Они имеют право иметь своё мнение по этому вопросу.

Эрнест Ренан «Что такое нация?» Доклад, прочитанный в Сорбонне 11-го марта 1882 года

• Tags

  гордыня и гордость, франджи

• July 28th, 2021, 11:54 am

Выселение чеченцев в азиатскую Турцию

К сожалению, ни одной из тех причин, которые упрочивают нашу власть в Дагестане и в двух крайних отделах Терской области, не существует в среднем отделе сей последней, населенной чеченским племенем. Тут все сложилось против нас: и характер народа, и общественный быт его, и местность. От природы восприимчивый и до крайности легкомысленный характер этого народа при всяких, даже благоприятных обстоятельствах, представлял бы большие затруднения для того, чтобы управлять им. Продолжительная война, которую чеченцы вели с нами, не возвысила и не улучшила их характера; поставленные между ударами наших войск и деспотической властью Шамиля, не имея сил ни защищаться от нас, ни свергнуть шамилевского управления, чеченцы в течение 20 лет старались только о том, чтобы увертываться от грозивших опасностей, употребляя и свое оружие, и разные ухищрения то против одной, то против другой стороны и всегда друг против друга. В этой двойной войне и усобице они утратили почти всякое понятие о долге, об уважении к собственности, о святости данного слова. Привычка к опасностям и к хищничеству развилась в них до такой степени, что сделалась почти потребностью. В течение 20 лет ни один из чеченских аулов не был уверен в том, что он останется на месте до следующего дня; то наши колонны истребляли их, то Шамиль переселял на другие места по мере наших движений. Благодаря необычайному плодородию почвы, народ не погиб от голода, но потерял всякое понятие об удовольствиях жизни, перестал дорожить своим домом и даже своим семейством. К жизни общественной чеченцы и прежде были мало способны. Демократизм у них всегда был доведен до крайних пределов; не только понятия о сословиях и власти наследственной, но и понятия о какой бы то ни было власти почти не имели. Даже в языке чеченцев нет слова «приказать». Шамиль, несмотря на важную опору, которую представлял ему религиозный фанатизм, никогда не считал свою власть в Чечне довольно прочной и поддерживал ее только страхом казней, периодически повторявшихся против всех, кто навлекал на себя малейшее его подозрение.
При таком характере и таком отсутствии общественных связей, чеченцы занимали и местность, наиболее благоприятствующую всякого рода беспорядкам и мятежническим предприятиям. В течение продолжительной войны против них, мы отняли у них много земли, но такой, которая теперь не имеет важности ни в политическом, ни в военном отношении, а именно: открытые и плоские возвышенности левого берега реки Сунжи; на той же местности, где находятся леса и другие естественные преграды, чеченцы остались и доселе. Они владеют всеми лесистыми ущельями Черных гор, имеющими значение крепостей, опираются на горные трущобы округов Аргунского и Ичкерийского, и через них входят в непосредственную связь с Дагестаном. Здесь находят безопасное убежище все их абреки, через эти же трущобы проникают в Чечню из Дагестана и те проповедники фанатизма, которые периодически волнуют край и возбуждают народ разными враждебными нам учениями.



Еще до получения в Тифлисе высочайшего повеления по чеченскому вопросу, великий князь Михаил Николаевич поручил генерал-майору Кундухову, в бытность его летом 1864 г. в Константинополе, войти в негласное сношение с турецким правительством относительно того, в какой мере и каким образом могла бы быть осуществлена мысль о переселении в Турцию части чеченского населения. Кундухов, по возвращении своем из Константинополя, объяснил, что турецкое правительство, соглашаясь на переселение 5 тысяч чеченских семейств, предполагает водворить их на пространстве от Саганлугского хребта через Топрак-кале, Мелезгир и Патнос до озера Вана.
Водворение враждебного нам чеченского населения в вышеозначенных местах, сопредельных с нашей границей, было бы неминуемо сопряжено в будущем с самыми серьезными невыгодами. При врожденной склонности чеченцев к хищничеству, прорывы их через пограничную линию и грабежи в наших пределах должны были бы неминуемо усилиться, и для ограждения спокойствия и безопасности наших пограничных жителей наше правительство принуждено было бы даже и в мирное время значительно усиливать пограничную стражу; в военное же время пришлось бы отделять значительно большее против прежнего число войск для прикрытия нашей турецкой границы. Независимо от этого, водворение 5 тысяч семейств чеченцев в санджаках, населенных преимущественно курдами, неминуемо отразилось бы и на успехе будущих военных действий наших в случае войны с Турциею.
В этих соображениях, главнокомандующий, считая совершенно невозможным согласиться на водворение чеченцев в пограничных с нами областях азиатской Турции, поручил послу нашему в Константинополе употребить все старания к тому, чтобы склонить турецкое правительство на отвод для чеченцев земель за Эрзерумским пашалыком, в окрестностях Эрзингиана и Диарбекира, или в других местностях, в которых, по отдаленности от наших пределов, переселенцы эти не могли бы быть опасны для нас.
Вследствие сношения по этому предмету, генерал-адъютант Игнатьев уведомил в декабре 1864 г., что после долгих настояний, министр иностранных дел Али-паша согласился, наконец, на то, чтобы вышеупомянутые 5 тысяч семейств чеченцев были поселены в Турции вдали от наших границ, а именно в Алеппо, с тем, чтобы выходцы эти были пропущены сухим путем, по дороге через Ахалцих, и с тем еще временным условием, чтобы они не вошли в турецкие пределы одновременно всей массой, а по частям -- незначительными партиями.
Будучи извещен о таком ответе нашего посла, начальник Терской области генерал-адъютант (впоследствии граф) M.T. Лорис-Меликов вызвал во Владикавказ генерал-майора Кундухова и предложил ему приступить к возбуждению в среде чеченского населения стремления к уходу в Турцию и, кроме того, в поездку свою затем в Чечню, принял и со своей стороны негласные меры к успешному началу этого переселения. Кундухов принял предложение, но при этом заявил, что в случае неуспешности действий его, он должен будет прибегнуть к крайним мерам, а именно объявить чеченцам, что и он сам с семейством своим переселяется в Турцию и, в подтверждение этого, с открытием навигации, отправить свое семейство в Константинополь. К этому Кундухов прибавил просьбу о том, чтобы правительство, в случае изъявления согласия на его переселение вместе с чеченцами, приобрело у него отведенную ему землю, 2800 десятин в Осетинском округе, и выстроенный им на этой земле дом (имение Скут-кох, в 50-ти верстах на северо-восток от Владикавказа), все за 45 тысяч рублей серебром, и, кроме того, выдало ему единовременно 10 тысяч рублей на расходы по первоначальному возбуждению переселения. Условия эти были приняты. Кроме Кундухова, главными деятелями по предположенному переселению чеченцев явились малочеченский наиб Саад-Уллах и главный карабулакский старшина Алико Цугов, которые присягнули на Коране уйти в Турцию, если только Кундухов покажет собой пример переселения. Цугов, не дождавшись начала переселения, умер.
По получении в марте 1865 года уведомления начальника Терской области о том, что переселение чеченцев в Турцию может начаться в самом непродолжительном времени, помощник главнокомандующего армией обратился к генерал-адъютанту Игнатьеву с просьбами согласить турецкое правительство: 1) к немедленным распоряжениям по беспрепятственному принятию в турецкие пределы до 5 тысяч семейств чеченцев и по дальнейшему следованию их до мест, предназначенных к их водворению; 2) к высылке в распоряжение кавказского начальства визириальных писем к местным пограничным турецким властям, как относительно пропуска чеченцев через границу и дальнейшего их направления к Эрзингиану и Диарбекиру, так и относительно вменения им в обязанность по всем могущим возникнуть частным вопросам входить в ближайшие сношения с кавказским начальством, и 3) к тому, чтобы в означенных визириальных письмах были изложены положительные приказания местным турецким властям относительно того, что чеченцы ни в каком случае не могут быть водворяемы в пограничных с нами пашалыках, но что они, в силу заявленного Портой согласия, должны быть безотлагательно направляемы к Эрзеруму и далее для водворения в окрестностях Эрзингиана и Диарбе-кира. Одновременно с тем дано было начальнику области разрешение приступить к отправлению из пределов Терской области всех тех чеченцев, кои изъявили желание переселиться.
По получении такого разрешения, положено было местным начальством приступить к переселению, во-первых, всех карабулаков, в числе до 1500 семейств, которые всегда слыли за отъявленных разбойников и которые притом, будучи стеснены поселением на этих землях 2-го Владикавказского казачьего полка, почти не имели других средств к существованию, кроме хищничества, и, во-вторых, — из других частей Чечни, всех тех чеченцев, которые отличались особенной враждебностью к русским и закоренелым фанатизмом, — каковых набралось более 3500 семейств. Карабулаки все заявили желание уйти в Турцию; из других же частей Чечни явилось желающих переселиться 3502 семейства; — всего же 22491 душ карабулаков и чеченцев, что составляло почти 20% бывшего в то время населения чеченского племени. Людям, заявившим желание переселиться, предоставлена была возможность забрать с собой свое имущество, скот и продовольствие, а равно сделано распоряжение об отводе им, по пути их следования в наших пределах, пастбищ и о выдаче сена бесплатно. Сделано было также распоряжение о выдаче им дров на ночлегах, а в случае надобности и подвод. Для предоставления же им возможных удобств при следовании и с целью предотвращения каких бы то ни было столкновений чеченцев с жителями и на границе, они были направлены отдельными эшелонами, каждый численностью около 150 семейств, по заранее определенному маршруту и притом под надзором наших офицеров и при конвое.
Благодаря этим мерам, чеченцы, в числе более 5 тысяч семейств, разделенных на 28 партий, проследовали безостановочно по Кавказскому и Закавказскому краю. Первая партия переселенцев выступила из Владикавказа (сборного пункта) 28 мая 1865 г., и через Мцхет, Боржом, Ацхур и Ахалкалаки прибыла на нашу границу у Хазапинской заставы 17 июня того же года, а последняя, 28-я партия, двинулась из Владикавказа 16 августа и перешла нашу границу у названной заставы И сентября. В течение всего периода следования партии по означенному пути не было ни одного серьезного беспорядка, не было ни одного случая воровства, совершенного чеченцами, и они, по прибытии на границу, неоднократно выражали признательность за удивлявшую их заботливость о них кавказского начальства. Затем, на обязанности уже местных турецких властей должны были лежать заботы к направлению чеченцев к предназначенным для поселения их местам.
Нашему правительству поощрение чеченцев к переселению в Турцию, передвижение их до границы, а также принятие некоторых мер по движению их по азиатской Турции обошлось в 130582 рубля 72 копейки.
По принятому на себя Портой перед началом переселения обязательству, чеченцы не могли быть водворены в ближайших к нашим пределам пашалыках. Считая буквальное выполнение этого обязательства делом весьма важным и предвидя со стороны местной турецкой администрации возможность образа действий, не соответствующего взаимному соглашению обоих правительств, главнокомандующий, при самом начале переселения, признал полезным командировать в азиатскую Турцию генерального штаба капитана (ныне генерал-майора) A. C. Зеленого, для ближайшего надзора за ходом дальнейшего проследования партии от наших пределов в глубину Анатолии и с правом настояния перед турецкими властями о точном выполнении данных Портой обещаний.
Турецкие власти с самого начала стали уклоняться от принятия надлежащих мер к безотлагательному удалению чеченских партий от наших пределов, и капитан Зеленой, подозревая турецкую администрацию в намерении дозволить чеченцам, весьма того желавшим, водвориться в окрестностях Вана и Муша, в июле месяце 1865 года обратился к заведывавшему переселением турецкому комиссару Нусрет-паше с настоятельным требованием принять меры к дальнейшему отправлению чеченцев, для водворения их, как было условлено, не ближе Диарбекира и Эрзингиана. Из возникших вследствие этого письменных сношений и словесных объяснений, капитан Зеленой убедился, что данные Нусрет-паше центральным правительством инструкции вовсе не соответствовали смыслу состоявшегося с нашей миссией соглашения и что в этих инструкциях ни Ванский, ни Мушский пашалыки не были исключены из числа местностей, дозволенных для поселения чеченцев. Видя безуспешность своих настояний перед комиссаром и местным начальством, капитан Зеленой донес об этом по телеграфу нашему посланнику в Константинополе. Порта, хотя и показала вид, что не одобряет действий своего комиссара, послала ему предписание, от имени верховного визиря, о строгом соблюдении состоявшихся условий, но целый месяц лучшего времени, для проследования чеченцев к предназначенным для поселения их местам, был потерян. Первым последствием этого было то, что почти половина всех переселенцев сосредоточилась в окрестностях Муша, а остальные, вновь прибывающие партии, стали располагаться на Эрзерумской равнине. Хотя по энергическому настоянию нашего комиссара, Нусрет-паша, еще до получения приказаний из Константинополя, сделал распоряжение о движении партии от Эрзерума к Харпуту, но бывший эрзерумский вали Исмаил-паша полным равнодушием своим по приведению в исполнение как этого, так равно и всех последующих распоряжений Нусрета, совершенно парализовал действия этого последнего и дозволил чеченцам дождаться возвращения из Эрзингиана Мусы Кундухова. Пользуясь отсутствием Нусрета и капитана Зеленого из Эрзерума, отправившихся в Каре, он вместо Харпута направил бывшие у Эрзерума партии к Мушу. Конечно, после этого, несмотря на все старания самого Нусрета, при слабости местных турецких властей, ни одна партия чеченцев не хотела идти иначе, как на Муш. В это время получены были вышеупомянутые новые приказания Порты; согласно им следовало направить чеченцев из Муша в Диарбекир. Местные власти отговаривались неимением к Диарбекиру аробной дороги. Настояниями капитана Зеленого и Нусрета были присланы рабочие и порох для проложения дороги через Чубакчурские горы (дорога эта выходит на большую дорогу между Эрзерумом и Диарбекиром, близ Палу). Но это продолжение дороги потребовало опять около целого месяца времени.
Тем не менее, местные власти продолжали оказывать полное равнодушие и даже противодействие успеху движения партий, большая часть которых, 18 сентября, была в Муше, 8 партий в Эрзеруме, и ни одна не двинулась к местам назначения.
Подобные действия турецкой администрации вынудили Нусрет-пашу просить увольнения от должности комиссара; увольнение состоялось, и все распоряжения по переселению были возложены непосредственно на нового эрзерумского вали, Эмин-Мухлис-пашу, только что перед тем назначенного. Этот последний, хотя и высказал на словах полную готовность действовать согласно принятым его правительством обязательствам, но дело все-таки не приняло лучшего вида.
Чеченцы, оставаясь на открытом поле, стали страдать от холода и жалеть о покинутой ими родине. При таком положении дел, часть их направилась по дороге к Александрополю с намерением возвратиться в наши пределы.
Побуждаемые, наконец, из Константинополя, местные турецкие власти пробудились от бездействия; но тогда чеченцы, в свою очередь, начали оказывать сопротивление к оставлению Муша и Эрзерума. Они потребовали предварительной посылки некоторых своих старшин для осмотра предназначенных для поселения их мест. Вали согласился на эту посылку; но старшины, доехав только до Чубакчура, возвратились, не видав назначенной для них земли, и объявили, что земля плоха. Впечаление было произведено, и партии, двинувшиеся через Чубакчур к Палу, возвратились в Муш; некоторые из достигших Эрзингиана самовольно прибыли обратно к Эрзеруму. После этого, на новые требования турецких властей двинуться из Мушского округа, чеченцы, число которых возросло там до 18 — 20 тысяч человек, несмотря на то, что из Муша до Чубакчура всего 18 часов езды, что дорога аробная была готова, и что по выходе из Чубакчура их ждали 3 тысячи войск, посланных Диарбекирским генерал-губернатором, с провиантом для них, отказались оставить Муш и ознаменовали пребывание свое там воровством, грабежом, убийствами и разорением христианских деревень.
В довершение всего они дважды пытались атаковать сам Муш, и только благодаря распорядительности местного начальника войск, предупрежден был открытый бой населения Муша с чеченцами. Несмотря на это положение дел, вали употреблял те же полумеры, в которых прежде обвинял своих предместников. Так прошло время до начала октября и только на категорический запрос, сделанный капитаном Зеленом Эмин-паше, намерен ли последний или нет вывести горцев из окрестностей Муша, вали обратился к великому визирю за разрешением употребить против чеченцев силу оружия. 7 октября вали получил просимое им разрешение и приказание водворить главную массу переселенцев в Диарбекирской области, а остальных расположить на зиму в Ване, Муше, Эрзингиане, Бейбурте, Эрзеруме и Чилдыре. Капитан Зеленой протестовал против занятия Вана, Карса и Чилдыря.
Между тем, 17 октября 1865 г. прибыли на нашу границу к Арпачаю, близ Александрополя, 200 душ чеченских переселенцев с просьбой о пропуске их обратно в наши пределы на каких бы то ни было условиях, причем даже изъявляли готовность принять православие, а вслед затем число прибывших к Арпачаю переселенцев возросло до 2600 человек. Узнав о движении чеченцев к нашей границе, эрзерумский вали послал Мусу Кундухова с кавалерией для отклонения переселенцев от предпринятого ими намерения, но Кундухов не мог остановить их. Хотя переселенцы эти находились в крайне бедственном положении, но, имея в виду, что пропуск через границу даже нескольких семейств повлек бы за собой обратное движение к нам всей массы чеченских переселенцев, главнокомандующий не счел возможным изъявить согласие на выполнение просьбы переселенцев и приказал усилить пограничный надзор и притянуть к Арпачаю ближайшие части войск для воспрепятствования самовольному прорыву чеченцев в пределы империи.
При первом известии о движении чеченских партий к нашим границам, капитан Зеленой заявил эрзерумскому вали, что очищение нашей границы должно быть произведено в течение недельного срока, вследствие чего турецкие власти двинули войска для удаления чеченцев от Арпачая и только пушечными выстрелами заставили их оставить нашу границу и направиться к Карсу под конвоем турецких войск.
К концу 1865 года все эти переселенцы проследовали обратно через Саганлуг, за исключением 180 семейств самых бедных и больных, не имевших возможности продолжать движение до наступления теплого времени, и потому оставленных на зиму, с согласия нашего комиссара, в Карском и Олтинском пашалыках.
Одновременно с посылкой войска для возвращения переселенцев от нашей границы, турецкие власти, вследствие упомянутых выше грабежей и своеволия переселенцев, решились приступить к обезоруживанию их. По полученному от нашего комиссара донесению, это обезоруживание исполнено было турецкими войсками в Эрзеруме и Хасан-кале без сопротивления со стороны чеченцев; но обезоруживание карабулаков, возле Муша, последовало только после нескольких картечных выстрелов и стычки, в которой убито 15 карабулаков и несколько турок.
Весной 1866 года комиссару нашему предстояло снова возобновить настояние об удалении чеченцев в назначенные для них местности, причем должно было быть обращено особенное внимание на Ван, где у турок были готовые для чеченцев жилища, и где они охотно поселили бы переселенцев навсегда; а потому главнокомандующий признал необходимым оставить капитана Зеленого в Эрзеруме и впредь, для ближайшего наблюдения за распоряжениями турецкого правительства при расселении чеченцев и для настояния к выполнению принятых Портой в этом отношении обязательств.
Одновременно с известиями о событиях в Муше и близ нашей границы, помощником главнокомандующего было получено письмо по этому же предмету от генерала Игнатьева, из которого видно было, что Порта крайне обеспокоена этими событиями, что к Мушу и Эрзеруму отовсюду двинулись войска, даже из столицы, и что для устранения вредного влияния Кундухова на переселенцев, он вызван был в Константинополь, и, наконец, что по случаю такого неудачного исхода последнего переселения Порта не считала возможным согласиться на новое переселение в Турцию в 1866 году массами чеченцев или каких-либо других кавказских горцев. Вследствие чего, по приказанию главнокомандующего, тогда же было сообщено генералу Игнатьеву, что еще до получения последнего письма его, было уже отменено предположение о новом переселении в 1866 г. в Турцию чеченцев и что если таковое и случится, то разве в самых незначительных размерах.
Капитан Зеленой оставался в Анатолии в 1866 и 1867 годах для наблюдения за точным выполнением местными турецкими властями условий касательно водворения переселенцев в тех именно местностях, кои были предназначены для их поселения.
Самоволие переселенцев, личные интересы некоторых из предводителей и, главное, бессилие местных турецких властей были причиной, что только в конце лета 1867 года, и то при самых энергических настояниях генерала Игнатьева в Константинополе и капитана Зеленого в Эрзеруме, вся масса чеченских переселенцев (за исключением лишь ниже указанных 15-ти семейств) удалена была от нашей границы и поселена внутри Анатолии, за Эрзингианом и Диарбекиром, причем весь Эрзерумский вилайет совершенно очищен от переселенцев.
Главная масса чеченцев, 13648 душ, поселена по границе части Курдистана и Месопотамии, южнее г. Мардина (Диарбекирского санджака), по истокам западного Хабура, имея центром поселения вновь возникшее из развалин местечно Рас-эль-аин. Вторая, по численности своей, часть переселенцев, 7196 душ, поселена на горных Яйлах Сивасского пашалыка, за Сивасом. Затем, 621 душа отправлена для поселения в санджак Бига, 300 душ в санджак Альбистан (Марашкого пашалыка) близ Хозан-дага, и только 15 семейств, в числе 155 душ, преимущественно сирот, вдов и родственников прежних переселенцев, согласно просьбе турецких начальств и последовавшему по этому поводу разрешению главнокомандующего, оставлены в Карском пашалыке.
Таким образом, за исключением умерших и бежавших переселенцев, из числа ушедших в 1865 г. в Турцию 5000 семейств, в числе 22491 души, поселены были в вышеозначенных пунктах Анатолии 21920 душ.

Берже Адольф Петрович «Выселение горцев с Кавказа» 1880 г.

• Tags

  Арат, Дела горские, Тюргеши, война и мир, гордыня и гордость, русские не сдаются

• July 26th, 2021, 11:08 am

Самый могущественный стимул людских действий — интерес

Прежде всего Макиавелли отлично знает, что самый могущественный стимул людских действий — интерес. В главе XIX «Principe» говорится: «До тех пор, пока у народа не отнимают ни имущества , ни чести, он спокоен». Почти буквально повторяется эта мысль в «Discorsi» в главе о заговорах: «Имущество и честь — две вещи, отнятие которых задевает людей больше, чем всякая другая обида». В обоих этих афоризмах «интерес» не отделяется от «чести», причем честь имеется в виду специальная. «Государя, — читаем мы в той же главе «Principe», — делают ненавистным больше всего покушения на имущества и на женщин его подданных и насильственное их присвоение». А в главе об аграрных законах в Риме говорится резко: «Из этого еще раз можно убедиться, насколько люди больше ценят имущество, чем почести». Честь и почести (оnore и onori), конечно, не одно и то же, но имущество в этой сентенции стоит уже определенно на первом месте. Та же мысль — в «Principe»: «Больше всего (государю) не следует покушаться на имущество других, ибо люди скорее забудут смерть отца, чем лишение имущества».
Из этого основного положения нетрудно было — жизнь подсказывала — вывести другое. Если имущество людям дороже всего, то те, у кого его нет, естественно, стараются им обзавестись, а те, у кого оно есть, стараются его сохранить. Так как эти стремления непримиримы и так как стимулы их неустранимы, то неминуема борьба. «Масса (la moltitudine) скорее готова захватить чужое, чем беречь свое, и людьми больше двигает надежда на приобретение, чем страх потери, ибо потере, если только она не близка, не верят, а на приобретение, хотя бы оно было далеко, надеются».
Людям недостаточно вернуть свое: они хотят захватить чужое и отомстить. Борьба, которая вспыхивает, естественно получает характер борьбы классов. Волнения, в которые она выливается, «чаще всего бывают вызваны имущими (chi possiede), ибо страх потери рождает в них те же побуждения, которыми полны стремящиеся к приобретению. Ведь людям кажется, что обладание тем, что у них есть, не обеспечено, если они не приобретают вновь и вновь. Кроме того, владеющие многим имеют больше возможностей и больше побуждений (moto), чтобы производить перевороты (alterazione). Вдобавок, их неблаговидные (scorretti) и честолюбивые повадки (portamenti) зажигают в сердцах неимущих (chi non possiede) стремление обзавестись средствами либо для того, чтобы, отняв у богатых их достояние, отомстить им, либо чтобы самим приобщиться к богатству и почестям, которыми другие пользовались на их взгляд неправильно». Трудно без четких социологических формулировок яснее выразить мысль, что в основе борьбы классов из-за власти «почестей», то есть политической борьбы, лежат мотивы экономические. Классовые противоположности и классовая борьба, то, что Макиавелли обозначает словом disunione, являются душой истории. Ибо в «каждой республике существуют два различных устремления (umori diversi): одно — народное, другое — высших классов (dei grandi), и все законы, благоприятные свободе, порождены их борьбой (disunione), как нетрудно видеть на примере Рима»
Чтобы было ясно, с какой сокрушительной для своего времени отчетливостью представлял себе Макиавелли эти вещи, мы приведем замечательный отрывок из рассказа о восстании чомпи. Он будет немного длинный, но он того стоит: «Пока происходили эти события, возникло другое волнение, которое нанесло республике ущерб гораздо больший, чем первое. Поджоги и грабежи последних дней большей частью были делом рук городских низов (infima plebe della). Когда главные раздоры утихли и улеглись, самые дерзкие из них стали бояться, что их постигнет кара за проступки, ими совершенные, и что они, как это часто бывает, будут покинуты теми, кто толкал их на злодеяния. К этому еще присоединялась ненависть, которую неимущие (popolo minute) питали к богатым гражданам и заправилам цехов, ибо они находили, что заработная плата, которую они получают за свои труды, гораздо меньше, чем они по справедливости заслуживают... Те граждане, которые раньше принадлежали к гвельфам и из среды которых всегда выходили капитаны этой партии, покровительствовали членам старших цехов, а членов младших и их защитников преследовали. Вот почему возникли против них те волнения, о которых мы рассказали. При распределении граждан по цехам многие из тех профессий, в которых заняты неимущие и люди из городских низов, не получили собственной цеховой организации и были подчинены различным цехам, к которым эти классы по своим профессиям подходили. Следствием этого являлось, что, когда люди не были удовлетворены заработной платой или подвергались тем или иным притеснениям со стороны хозяев, им некуда было обратиться, кроме как к начальству того цеха, которому они были подвластны. И казалось им, что с его стороны им не оказывается справедливость, на которую они считали себя вправе рассчитывать. Из всех цехов имел и имеет больше всего подвластных цех суконщиков (Lana). Это самый могущественный и первый по влиянию между всеми. В его промышленных предприятиях находили и находят хлеб большая часть неимущих и людей из городских низов.
   Таким образом, люди низших классов, подчиненные как цеху суконщиков, так и другим, по указанным причинам были полны недовольства. К этому присоединялся еще страх, порожденный поджогами и грабежами, ими учиненными. Поэтому они неоднократно собирались по ночам, обсуждали недавние происшествия и указывали друг другу на опасность, в какой они находятся. Один из наиболее смелых и бывалых, чтобы ободрить других, сказал следующее: «Если бы нам нужно было обсуждать вопрос, следует ли браться за оружие, жечь и грабить дома граждан, громить церкви, я примкнул бы к тем, кто полагал, что об этом нужно очень подумать, и, может быть, согласился бы, что спокойную бедность следует предпочесть опасной наживе. Но так как оружие пущено в ход и много дурного совершено, то, мне кажется, нужно говорить о том, как сделать, чтобы не складывать оружие и не быть в ответе за содеянное. Думаю, что, если никто не сумеет предложить выхода, его укажет нам сама необходимость. Вы видите, что весь город полон против нас злобы и ненависти. Граждане сближаются между собой, и Синьория все время заодно с цеховыми властями. Будьте уверены, что нам расставлены ловушки и опасность угрожает нашим головам. Поэтому мы должны думать о двух вещах и поставить себе две цели: одна — это не быть в ответе за то, что мы совершили, другая — получить возможность жить более свободно и более обеспеченно, чем прежде. И нам следует, мне кажется, если мы хотим получить прощение за прежние грехи, натворить новых, удвоить зло, нами сделанное, умножить поджоги и грабежи и постараться во всем этом набрать как можно больше соучастников. Ибо, где грешат многие, никто не подвергается возмездию. Малые проступки влекут за собой наказание, большие — награду. Когда страдают многие, о мести думают единицы, ибо общие невзгоды переносятся с большим терпением, чем отдельные. Если мы умножим причиненное нами зло, мы легче добьемся прощения и найдем средства получить то, что мы хотим иметь для обеспечения нашей свободы. И мне кажется, что мы на пути к верному успеху, ибо те, которые могли бы нам помешать, разъединены и богаты. Их разъединенность даст нам победу, их богатства, когда станут нашими, помогут ее удержать. Не давайте затуманивать себе голову разговорами, которыми они хотят нас унизить, что в их жилах течет древняя кровь. Все люди одного происхождения и, значит, совершенно одинаковой древности, и природа создала их по одному образцу. Разденьте всех догола, и вы увидите, что все похожи друг на друга. Облачите нас в их одежды, а их в наши, разумеется, мы будем иметь вид знатных, а они -- худородных. Ибо только бедность и богатство создают неравенство между нами. Мне очень неприятно чувствовать, что многие из вас в глубине души раскаиваются в том, что они сделали, и не хотят принимать участия в таких же новых деяниях. И если это верно, то я скажу, что вы не те люди, которых я думал в вас найти. Вас не должны смущать ни совесть, ни бесчестие. Потому что победители, каким бы способом они ни победили, никогда не несут позора. И нечего обращать внимания на угрызения совести, ибо там, где приходится, как нам сейчас, бояться голода и тюрьмы, нет и не может быть места страху перед адом. А если вы вникнете в поступки людей, вы увидите, что все, которые достигли больших богатств и большой власти, добились этого либо вероломством, либо насилием и захваченное обманом или силою они, чтобы скрыть недостойные способы приобретения, лживо называют теперь заработанным. Те же, кто по малому разумению или по чрезмерной глупости избегают таких способов, все больше погружаются в порабощение и в нищету. Потому что верные рабы — всегда рабы, а хорошие люди — всегда бедны. От порабощения никогда не освобождается никто, кроме вероломных и дерзких, а от нищеты — никто, кроме воров и мошенников. Бог и природа поместили счастье людей у всех под руками, и оно легче достается грабежу, чем трудовой жизни, легче дурным поступкам, чем хорошим. Из этого вытекает, что люди пожирают друг друга, и маленькому человеку живется все хуже и хуже. Вот почему нужно пускать в ход силу, когда к этому представляется возможность, и никогда судьба не даст нам к этому большей возможности, чем сейчас, когда среди граждан царят раздоры, когда Синьория колеблется, а власти не знают, что делать. И пока они объединятся и соберутся с духом, ничего не стоит их раздавить. Тогда мы окажемся полными господами города и получим такую долю власти, что не только прежние проступки будут нам отпущены, но мы еще получим право и возможность грозить им новыми бедами. Я признаю, что этот путь — смелый и рискованный. Но там, где давит необходимость, — разумная дерзость есть благоразумие, и в великих делах мужественные люди никогда не считаются с опасностью. А те предприятия, которые начинаются с опасностей, кончаются торжеством, ибо никогда без опасности нельзя покончить с опасностью. Мне кажется к тому же, что в момент, когда готовятся тюрьмы, пытки и казни, страшнее ждать этих вещей, ничего не делая, чем пытаться их избежать. В первом случае беда придет наверняка, во втором — она сомнительна. Сколько раз приходилось мне слышать ваши жалобы на скупость ваших хозяев и на несправедливость цеховых властей. Теперь как раз настал момент не только освободиться от тех и от других, но и стать настолько выше их, что они будут бояться вас больше, чем вы их. Возможность для этого, которую нам предоставляет случай, улетает, и, когда она исчезнет, вы тщетно будете стараться поймать ее снова. Вы видите приготовления ваших противников. Предупредим же их намерения. Кто первый возьмет оружие, несомненно, победит: враг будет сокрушен и торжество ваше будет полное. Многим достанется честь, всем — безопасность».

Алексей Карпович Дживелегов «Никколо Макиавелли»

• Tags

  Рим и окрестности, гордыня и гордость

• July 23rd, 2021, 01:17 pm

Реляция резидента Неплюева об установлении границ между Турцией и Россией

1724 г. января 9



В реляции резидента Ивана Неплюева от Царяграда от 9-го января 1724 году написано:

... Мое ж сегодняшнее мнение к тому обявляю ежели изволишь первое средство принять, чтоб остатца при том, что по трактату себе изволили назначить до чего турки не касаютца. И насупротив того желают турки, чтоб ваше величество вьих делах не мешался, от сего средства не мню быть доброго следования, потому первое, что турки пойдут на Персию и заберут может быть и всю Персию, кроме того что ваше величество себе назначал. И в таком случае шах Тагмасиб по трактату на ваше величество будет него довать, что его не обороняешь и во отчаянии поддастся туркам и будет трактат с вашим величеством порочить, потом с турками ваше величество без войны попробудешь. Хотя они и согласятца с вашим величеством, но вашему величеству известно, что трактаты охраняютца по сходству интересов, сколь [мнение] нетверды турецкие и непостоянство здешняго двора уже вашему величеству многократно известно. И потом я иного средства не признаваю к согласию, кроме того чтоб ваше величество чрез с тою медиацию принудил бы шаха персицкого уступить Порте те провинции которых они желают, как везир нам показал на карте о чем в протоколе явствует. И неможно сим делам продолжать ежели ваше величество изволишь отписать, что будешь о том старатца у шаха, а от себя признать не можешь, яко те земли шаховы в таком случае турки пойдут в Персию войною, а везир пойдет к Азову, как о том сам в конференции обявил и как те генералные движения учинены будут, тогда инако турки будут говорить и болше того от Персии запрашивать, а оружия своего они не взяв оных провинцей никогда ни для чего не удержат, и мало они на шаха персицкого смотреть признавают ево для вашего величества и ево уступку они в дело не почитают, но желают токмо чтоб ваше величество уступил, яко союзник или протектор ваше величество с шахом послеб о том соглашался. А что касаетца до Границ как везирь назначил от устья реки Куры и Аракса прямо ко Амедану (прим. Хамадан). И потому пойдет та граница чрез город Ардевиль и касаеца будет озера Руми и от того озера ко Амедану по горе инако они Амедан в своем владении называют и от Амадана прямо до их турецких границ. И потому Жоржия (прим. Грузия) и Армения вся и город Таврис останутца в турецкой стороне, а зделают ли из того какой убыток или нет, про то не знаю. Однакож можно ежели изволишь предложить, чтоб между вашего величества была граница река Кур, а от Персии дабы была границей река Араке даже до Цулфа (Жулфан, а от Цулфа прямо ко Амадану и потому город Таврис останутца в персицкой стороне и притом стать крепко может быть ныне первым ответом и крепкою вашего величества силою можно то одержать. Однакож секретно попространне извольте мне отписать ежели турки того не примут, что делать; такожде прикажи государь мне пространно отписать за Куру реку изволишь ли турок допустить владением или нет, понеже оная река идет от Тифлиса даже до Аракса, и ежели изволишь их допустить за Куру реку владением изволь назначить, границы где постановить около Шемахи и чрез Ширван до горы Кавказа и около Шемхала и протчих князей, которыя в подданстве вашего величества находятца. И против Андреевской деревни как ваше величество турецкое намерение мог усмотреть что они желают, дабы ваше величество взял себе Андреевской деревни даже до Гиляна земли от берега на четырнатцать часов, или чем малым болше, а досталныя дагистанския земли и провинции Ширвана дабы остались вьих турецком владении, а от устья реки Аракса и Куры будет между вашего величества земли из их турецких границ назначенных малая часть владения персицкого шаха. Мы будем ныне о Шемахе трактовать в такой силе, как я везирю снисхождение показал, и хотя мне в указе вашего величества имянно не означено было, однакож сие небезразсудително, когда турки протекции своей шейх Дауда, или ктоб ни был будут иметь, тогда нужно их при случае наказывать, а то наказание инаково возследовать не может, как мы с везирем постановили. А границ мне ныне около Шемахи постановить покуда новые указы получу от вашего величества, невозможно, токмо буду иметь между тем с турецкими министры разговоры, дабы время препроводить, а по моему мнению границы можно быть, первое начать против Шемахи от моря, дабы осталася вашему величеству на двадцать часов, и от того места на одну сторону прямо к устью реки Куры, где с Араксом рекою сошлась, и на другой стороне от помянутого места к горе Кавказу прямо, точию, дабы была граница против Дербента.

До горы Кавказу разстоянием в 24 часах или и болше как: соизволите, а Шемхал тарковской и Усмей калтанской и Магмут аксайской да пребудет в стороне вашего величества со всем своим прежним владением покуда их земли от моря в горы распространяются, а от реки Аграхани около всего заливу до старых вашего величества границ может остатца к стороне вашего величества от моря земли на 24 часа или как соизволите писано выше сего точию о землях, а разумеютца земли з городами и со всеми жителями, а ежели ваше величество изволите Таврис уступить в турецкую сторону, в таком случае нужнее дабы вашего величества граница была от устья реки Куры и Аракса до помянутого озера Руми от Каспийского моря, земли лежащие дабы во владении вашего величества остались, от оного озера разделяютца границы турецкие пойдет прямо ко Амадану, а вашего величества к Гиляну, а за теми границами Персию останетца шаху Тогмасибу, а чтоб Таврису в сторону вашего величества остатца того и мыслить невозможно точию весмаб сходственно было, чтоб Таврис за шахом остался, яко ево нынешняя столица.

Всеподдан[н]ейше прошу невосприми государь за противность, что я дерзнул пространно вашему величеству донести, а к чему вашего величества воля будет, я в том следовать должен, точию сие сколко мог по здешнему состоянию выразуметь, так вашему величеству и доношу для известия. И на чем ваше величество свое изволение постановишь, повели государь прислать мне полную секретную инструкцию с толкованием на всякой пункт и со обороткою, например ежели турки чего непримут как в том поступать. Ибо уже государь нет времяни продолжать и в другой раз описыватца и сим единым ответом или согласимся или в войну вступим. А о той секретной инструкции неизволите сообщать французским министрам, хотя они и доброжелателны, однакож яа опасен, чтоб меня не продали, илиб неприлично чего прежде времяни не отдать. Как о Куре реке французской посол Порте сообщил, и о всем вышеписанном разсуждении о границах и о Таврисе французскому послу от меня нимало необявлено, и не буду того с ним говорить, покуду от вашего величества о том проект получу.

А о Вагдан хане жоржинском (прим. царь Вахтанг VI), которой пребывает в Кавкаских горах повели государь мне определить, упоминатли об нем или нет закем ему остатца. Точию ежели ваше величество от Дербента и от протчих дагистанских князей границы назначиш, в таком случае турки ево Вагдана или б какие народы ни были за теми границами себе возмут, но лутче б ево Вагданово имя не упоминать, точию границы туды горами обвести, где он ныне пребывает, дабы те земли к стороне вашего величества остались и ежели к тому турки склонятца менше подозрения будет и он Вагдан останетца 18 на тех землях без имяни, понеже турки и имяни ево слышать не хотят.

Помета: Получена в Москве чрез присланного при племяннике французского посла Бонака резидента Ивана Неплюева, человека Михаила Федорова, февраля 26-го дня 1724 году.

«Реляция резидента И. И. Неплюева об установлении границ между Турцией и Россией»


Реляция предшествовала подписанию Константинопольского мирного договора 1724 года

• Tags

  Арат, И Вер, Персида, Тюргеши, русские не сдаются, франджи

• July 23rd, 2021, 12:14 am

Религия армян. Особенности некоторых праздников. Суеверие

Армяне весьма набожны, и ничто не в состоянии заставить их отступить от строгого соблюдения постов. При постоянной, умеренной и «постной жизни, вообще деревенский армянин с монастырскою стойкостью соблюдает все посты, доведенные у них до умерщвления плоти; обрядовая часть его верований доведена до безукоризненной пунктуальности».
Прошедшая история армянского народа доказала, что христианская религия не могла быть поколеблена никакими преследованиями, никакими истязаниями. Едва ли, кроме армян, есть на свете другой народ, который бы, с такою же стойкостию и единодушием, вынес на своих плечах христианство и защитил его от всякого порабощения иноверцами-мусульманами. Во времена ханского правления, армяне не могли свободно совершать обряды богослужения, не имели права звонить в колокола, без платежа за то значительной подати, а потому народ, за неимением колоколов, призывался к слушанию божественной литургии или стуком в деревянную доску, или голосом жамкара — нашего звонаря.
— Пожалуйте в церковь, кричал он, обыкновенно с крыши дома или какого-либо возвышения, призывая жителей к молитве.
Во время божественной литургии, армянин не снимает шапки потому, что в Азии скидывать шапку и обнажать бритую голову есть знак величайшего пренебрежения, но за то, входя в церковь, они скидают башмаки. «Толкуя о правильности этого действия по своему, они говорят, что Бог, призывая Моисея к купине, приказал ему снять не шапку, а башмаки».
Хотя армяне приняли христианство с давних времен, но в некоторых религиозных обрядах их сохранились еще и до сих пор языческие обряды. Так, они приносят жертву Мигру, покровителю героев на войне и доставляющему победу лицам мужественным и храбрым. В прежнее время в честь Мигра были устроены храмы в Армавире, Пакарате и других городах древнего армянского царства, и, ежегодно, в начале весны, народ установил праздник в честь этого божества.
Нынешние армяне совершают праздник в честь Мигра или в день Сретения Господня, или накануне его. Торжество это происходит или внутри церкви, или вне ее, на открытом воздухе.
На избранном месте устраивается род жертвенника, на котором ставятся большой медный или серебряный сосуд, наполненный ветвями, разными благовонными цветами и ладаном. Духовенство, после песнопений приличных празднику, приближается к алтарю и, испросив благословение неба, зажигает сначала горючие вещества, положенные на жертвенник, а потом свечи, с которыми стоят преимущественно недавно сочетавшиеся браком, а иногда и все присутствующие. Обряд продолжается до тех пор, пока горючие вещества не обратятся в пепел.
Между многими армянами распространено поклонение солнцу, которое, на армянском языке, выражается словом арев. Как бы то ни было, но и до сих пор есть еще лица, которые называют себя ареварди — сынами солнца. Умирающий всегда кладется лицом к востоку, точно также делают с умершим, когда кладут его в гроб. Самое погребение почти всегда совершается перед захождением солнца. Армяне признают Анагиду — богиню мудрости и славы, которая, по мнению многих, покровительствовала армянскому царству. В честь ее были построены храмы в Эризе, Ани, Покаване и многих других городах. Цари воздвигали ей золотые и серебряные статуи. Ежегодно, во время лета, когда цветут розы, армяне праздновали день этой богини и торжество это называлось вартавар. В этот день они украшали в честь богини храмы, статуи, публичные здания и даже самих себя. Ныне, в честь той же богини, армяне украшают цветами алтари и, по совершении литургии, окропляют народ розовою водою.
Остаток язычества виден и в обрядах отправления армянами некоторых праздников, как, например, при встрече нового года. В древности армяне, употребляя солнечный год, разделяли его на двенадцать месяцев, считая в каждом по 30 дней. В конце года армяне прибавляли еще 5 дней, называя их авелияц — добавка и, таким образом, составлялся год в 365 дней. Началом года считался день навасарда — августа, и назывался этот день аманор, т. е. новый год или аманорабер — приходящий новый год. В некоторых местах Армении еще и поныне новый год празднуется в первый день навасарда, так как в переводе он означает: ковчег доплыл. Среди народа существовало прежде обыкновение в новый год дарить друг друга яйцом, которое принималось за символ начала времени, так как, в древности, по религиозным верованиям некоторых народов, весь мир произошел из яйца. Со введением христианства, яйцами стали дарить на святую Пасху, и самый новый год стали праздновать с наступлением января, одновременно со всеми цивилизованными народами Европы.
Накануне нового года в домах армян собираются родные и близкие знакомые, а в каждой армянской кузнице раздается три звонких мерных удара о наковальню. «Звуки простые, но многозначительные, пишет Энфиаджианц. В этот вечер, молот опускается не на раскаленное железо, рождая тысячи огненных брызгов, куется не подкова карабахскому скакуну — кузнец, исполняя обычай своего цеха, своих предков, бьет молотом по наковальне — и три его удара имеют историческое происхождение и мистический смысл».
У армян существует легенда, что, в начале второго века по Р. X., Армениею управлял царь Арташес — доблестный, славный и любимый народом. У Арташеса был сын Артавазд — человек буйный, пылкий, страстный и порочный, не признававший над собою ни чьей власти, даже и отцовской, и не желавший знать преград своим страстям. После смерти отца, наследуя трон, Артавазд радовался, а не сожалел о понесенной им потере, и мучился, завидуя отцу, что он был любим народом. Тогда, по преданию, мертвые уста открылись и усопший царь прокляв своего сына, предсказал ему погибель на охоте и пленение злыми духами.
Предсказание осуществилось. Не страшась отцовского проклятия и угрозы, Артавазд отправился однажды на охоту к подножию Арарата, увлекся ею и горячею лошадью был унесен в пропасть. Народ видел в этом исполнение предсказаний отца и рассказывал, что Артавазд заключен злыми духами в ущельях Арарата. Жрецы внушили при этом народу, что надо опасаться возвращения Артавазда, если только собаки, неусыпно грызущие цепи, которыми он скован, успеют разорвать их; что тогда, явившись снова на свет, он опустошит землю армянскую. Предсказывая возможность его появления к началу нового года (навасарда), они советовали новому царю приказать кузнецам трема ударами молота о наковальню укреплять цепи, которые, к этому дню, неутомимою деятельностию собак, делаются тоньше волоса. С тех пор обряд этот исполняется кузнецами с удивительною аккуратностию.
— А ты сиди, Артавазд, в ущелье, приговаривает кузнец, исполняя прадедовский обычай; цепи твои, тонкие как волос, не разорвутся, а снова укрепятся и не будешь ты рыскать по белу свету… (Три удара по наковальне. Вековой обычай у армян накануне нового года.
У армян, живущих в Кизляре, встречаются в праздновании нового года некоторые особенности. Каждый из кизлярских армян, утром, 1-го января, отправляясь из своего дома, должен возвратиться непременно с какою-нибудь вещью, или ношею, пригодною для семейного быта, так что некоторые довольствуются вязанкою дров. Если же отец вернется в семейство с пустыми руками, то семья безусловно верует, что в течение года будет терпеть нужду, и все богатство в доме может перейти в чужие руки.
За две недели до великого поста, в субботу, армяне празднуют день Сергия-воеводы или Сурп-Саркис. В пятницу, под вечер, хозяйка дома хлопочет над приготовлением кумели блюда, состоящего из пшена, меду и воды. В большой миске кушанье это ставится на полку. Армяне верят, что Сурп-Саркис, разъезжающий в это время па белом коне, явится ночью и оставит в кумели след копыта своего коня. Это служит знаком, что молитва семейства достигла до святого, им услышана и все надежды сбудутся — а главное, в доме будет скоро праздноваться свадьба. На другой день, кумели разделяется поровну между домочадцами и съедается ими с особым чувством благоговения.
Всю неделю, предшествующую празднику, молодые армяне и армянки строго постятся, а в ночь, накануне праздника, съедают квери — соленую лепешку или крендель, приготовленные из 1/3 муки и 2/3 соли, и не принимая ни капли питья, засыпают с убеждением, что во сне увидят суженого или свою суженую. Соленая лепешка возбуждает жажду, которая, при благоприятных для гадающего обстоятельствах, должна быть утолена услужливою суженою или внимательным суженым. Явившийся во сне призрак тщательно замечают, обращают внимание на его одежду, питье и посуду, в котором оно было предложено: если посуда была золотая или серебряная, то сулит в будущем состояние богатое; если медная или глиняная — посредственное, а деревянная — бедное. Восстав от сна, молодые счастливцы рассказывают о своем сне пожилым и опытным людям, которые решают кому за кем быть замужем, кому на ком жениться и какое придется взять состояние.
У некоторых на сцену является табухис-тави — говяжья косточка, добытая из мяса, которое в этот день нарочно разваривают донельзя. Нарисовав на ней подобие образа человеческого и воображая в нем жениха, кладут тихонько под подушку молодой девушки, с убеждением, что она, в сладком очаровательном сне, увидит своего будущего супруга, не в образе тщедушной косточки, но полного сил, свежего, красивого, полного юношеских желаний.
Довольные и недовольные подобными предвещаниями, жители Тифлиса идут в церковь св. Саркиса, находящуюся на левом берегу р. Куры, в предместье Ортачалах. Тут преимущественно собираются старухи, молодые девушки и холостая молодежь.
Старухи просят угодника об отпущении грехов, а молодые — счастливой супружеской жизни.
Возвратившись из церкви, многие матери семейств варят папа — каша, при помощи которой узнается: выйдет ли дочь замуж или найдет ли сын себе невесту. Для этого кашу кладут на какую-нибудь щепку, которой дают разные названия: Шушана, Микиртум, Погос, Иулита, т. е. имя жениха или невесты. Щепка с кашей кладется на дворе или крыше дома, а семейство молит Бога, чтобы ласточка, воробей или другая какая птица прилетела поклевать каши. Караульный, не сводя глаз с щепки, следит за тем, в какую сторону, наевшись каши, полетит птица — в той стороне и будут жить молодые супруги. Если птица не прилетит и не попробует каши, то молодым просидеть и изныть в одиночестве — не дождется невеста жениха, не найдет жених себе невесты
В августе, в пост Успения Пресвятой Богородицы, армянки отправляются босые в церковь или к развалинам храмов, или почитаемым пещерам для жертвоприношения. В день же Преображения Господня, у армян существовал прежде обычай, по которому они обливали друг друга водою, играли голубями и гадали в воспоминание о потопе и Ноевом ковчеге, остановившемся на Арарате, всегда находящемся перед глазами армян. В настоящее же время, алтари армянских церквей украшаются цветами, а по окончании литургии народ окропляется розовою водою, в воспоминание приведенного нами выше торжества вартавар, отчего и самый праздник Преображёния называется этим именем.
Накануне Успеньева дня, в Тифлисе, на Авлабаре, на армянском кладбище, расположенном вокруг стен и башен небольшого монастыря, известного под названием Бебутовского — собирается толпа народа. Кладбище наполняется толпами женщин, мужчин и детей. Серьезно и без улыбки двигаются они между могилами. Дети, не резвясь, размещаются на плитах и тоже серьезно поглядывают на взрослых. Последние, по словам очевидца, собираются сюда для гаданья, но подробности его неизвестны и ускользнули от автора. Он говорит, что гадание производится на горшке с водою, куда женщины бросают свои безделушки; что выбирают царицу, которая с песнями предсказывает судьбу гадающих, и что все гадающие на другой день ходят мыть ноги в Салалакском ручье и в Куре.
Подобно грузинам, армяне, поселившиеся в Грузии, совершают обряд Кудианеби и Вичак, которые ничем не отличаются от грузинских.
Армяне точно также суеверны, как и грузины. Они верят в возможность искупления греха или болезни жертвою. Так, больные дают обещание, в случае выздоровления, пожертвовать церкви домашних животных, и кровь этих животных льется непременно у стен церкви, а мясо делится между священнослужителями.
По своему характеру, армянки до чрезвычайности мнительны и суеверны. В дни невзгод и разного рода неприятностей, они посещают запустелые храмы или пещеры, ходят к вековым священным деревьям и, совершив моление, привязывают к дереву или прибивают гвоздем к стене пещеры лоскут своей одежды, в полной уверенности, что подобными действиями молитва и просьба их будет скорее услышана. В случае зубной боли, вколачивают гвозди в пороги и стены храмов. Если женщина желает иметь мужественного и храброго сына, то приготовляет собственными руками лук и стрелу и вешает их или в храме, или в пещере.
Желая продлить жизнь любимого ребенка, армянка стрижет его волосы в день какого-либо праздника и обрезки их кладет перед образом, прося Творца об исполнении ее желания. Бездетные женщины, подобно грузинкам, обходят на коленях три раза кругом церкви, обматывая их стены нитками из хлопчатой бумаги, и усердно верят, что от такого обвивания разрешится их неплодие.
Понесет ли убытки или заболеет муж — армянка дает обещание принести какое-либо жертвоприношение известному святому, если дом ее избавится от той или другой беды. Едва муж выздоровел, как жена торопится исполнить данное обещание. Не имение, по большей части, никакой личной собственности, лишает ее возможности пожертвовать своим имуществом. И вот, не смотря на грязь и холод, босиком, она отправляется собирать подаяние и на весь сбор, не утаивая ни копейки, покупает своему патрону свечку. За то заболей от такой прогулки жена, армянин ни за что не позовет доктора, а посылает к знахарю медную монету и призывает его к больной.
В двух верстах от Ахалцыха есть развалины древнего монастыря. Время изгладило название его из памяти людей, которых влечет теперь туда источник чистой и пресной воды. Предание говорит, что, источник этот имел целебную силу: стоило только умыться этой водой и оставить какой-либо кусочек ненужной вещи, чтобы освободиться от одержимого недуга и переселить его в опущенную вещь. Толпы богомольцев по праздникам собираются к этому источнику, пьют его воду и развешивают на развалинах монастыря кусочки разных вещей. После праздника, спустившись в одну из окрестных долин, армяне пируют: пьют, едят и пляшут под звуки чонгури и песни сазандара.

«История войны и владычества русских на Кавказе» Том I. Книга 2. СПб. 1871

• Tags

  Арат, русские не сдаются, святые стены

• July 21st, 2021, 09:22 am

Персональное дело Гейдара Алиевича

В марте месяце я был избран депутатом Верховного Совета Союза ССР, а в апреле пришло решение ЦК КПСС и правительства о разделении Министерства внутренних дел на Комитет госбезопасности и Министерство внутренних дел.
Я был утвержден председателем Комитета госбезопасности Азербайджана, а министром внутренних дел республики стал мой друг генерал Булыга Андрей Евстафьевич.
Формирование двух ведомств кадрами сопровождалось незначительными усилиями, так как все вопросы с Андреем Евстафьевичем мы решали на основе взаимного уважения и практической целесообразности.
Вопреки целому ряду трудностей, мне удалось выдвинуть на руководящие посты в КГБ Азербайджана плеяду молодых, способных, перспективных и любящих свое дело работников, в том числе Али-заде Мамеда Алиевича, Мамедова Айваза Абдурахмановича, Заманова Абаса Тагиевича, Мамедова Гамбая Алескеровича, Алиева Гейдара Алиевича, Эфендиева Сами Багиевича, Самедова Гаджи Айдамировича, Гусейнова Иль Гусейна, Халыкова и некоторых других.
Говоря о трудностях, приведу лишь один эпизод, касающийся Г.А. Алиева, тогда еще совсем молодого сотрудника органов госбезопасности. В начале 1954 г. ко мне поступили сведения, связанные с его личной биографией, его моральными качествами и требующие детальной проверки. С этой целью была создана специальная комиссия, которую возглавил мой заместитель М.А.Али-заде. К сожалению, в ходе ее работы часть не самых благовидных фактов получила подтверждение. Однако, каково же было мое удивление, когда определить дальнейшую судьбу Г.А. Алиева попытались за моей спиной. Помню, я только вернулся на службу с очередного заседания бюро республиканского ЦК и отправился на проходившее во 2-м управлении партсобрание. Оказывается, там уже было рассмотрено персональное дело Гейдара Алиевича и ему грозило исключение из рядов партии со всеми вытекающими последствиями. Я предложил не делать этого и ограничиться строгим выговором с занесением в личную карточку. Вскоре меня поддержал и 1-й секретарь ЦК КП Азербайджана. Это был редкий случай, когда наши оценки и намерения совпали. Замечу без ложной скромности, сегодня я не жалею о своем решении. Ведь жизнь и блестящая карьера одаренного, далеко не ординарного человека, ставшего впоследствии президентом республики, были спасены (его всего лишь на время понизили в должности), а все могло произойти совсем иначе.

Гуськов А.М. «Под грифом правды. Исповедь военного контрразведчика»

• Tags

  Тюргеши, гордыня и гордость, русские не сдаются

• July 9th, 2021, 10:10 am

Константинополь был важнейшим пунктом знаменитой линии Гамбург — Багдад

Младотурецкое правительство, поставившее себе целью освобождение Турции от иноземной опеки, вместе с тем последовательно шло по пути отдачи себя в политическом и военном отношениях в полную кабалу Германии. Мы с тревогой следили за постепенным поглощением Германией турецкой независимости, выводили из него должные заключения и старались, насколько это было в нашей власти, задерживать течение этого процесса, пытаясь раскрыть глаза туркам на неизбежный его исход в виде окончательного подчинения турецкого народа целям германской политики и полной утраты всякой независимости. Усилия русской дипломатии оставались безуспешными. Заставить турок снять со своей шеи наброшенную на нее германскую петлю было не в наших силах. Интересы младотурецкого правительства уже настолько тесно переплелись с германскими, что разъединить их было невозможно. Участи пангерманизма и молодой Турции было суждено получить свое разрешение в один и тот же день.
Из переданного здесь в весьма сжатом виде эпизода, кончившегося тем, что нам было дано если не по существу, то по крайней мере с внешней стороны удовлетворение, можно было вывести одно достоверное заключение, которое мы и не преминули сделать. Все практическое значение военной миссии генерала Лимана фон Сандерса сводилось для нас к тому, что если у кого-либо в России еще были сомнения относительно истинных целей германской политики на Ближнем Востоке, то обстановка, в которой была задумана и приведена в исполнение означенная миссия, положила конец всяким неясностям и недоразумениям. Константинополь был важнейшим пунктом знаменитой линии Гамбург — Багдад, вокруг которой создалась обширная литература пангерманского характера, распространенная в огромном количестве в Германии и хорошо известная и за границей. Для подданных Вильгельма II бесчисленные сочинения этого типа играли роль учебников, при посредстве которых совершалось политическое воспитание масс германского народа. Хотя германское правительство и отрицало всякую прикосновенность к этой литературе, тем не менее основные положения той мировой политики, которую князь Бюлов, более всех своих предшественников, поставил конечной целью германских достижений, не только не находились в противоречии с учением пангерманских профессоров и публицистов, но свободно укладывались в обширные рамки их трудов. При отсутствии внешней объединенности существовало дружное внутреннее сотрудничество, и в вопросе о конечных целях между правительством и народом, воспитанным для восприятия идеалов мировой политики в духе пангерманской публицистики, не было никакого расхождения. Для осуществления известного под сокращенным названием «Гамбург — Багдад» грандиозного политического замысла надо было наложить руку на Константинополь, стоящий на рубеже Европы и Азии и предназначенный природой стать главным распределительным пунктом для того огромного торгового движения, которое неразрывно связывалось с представлением о прямом пути из Немецкого моря в Месопотамию и к Персидскому заливу. Политическое значение Константинополя настолько самоочевидно, что распространяться о нем не приходится. Ввиду этого и в силу старой истины, что политика следует за экономикой, германское правительство было вынуждено обратить свое серьезное внимание на турецкую столицу также и в отношении политическом и успеть сесть там по возможности прочно, прежде чем успело бы обнаружиться опасное соперничество со стороны какой-либо другой державы. Для этого нахождение у власти младотурецкого кабинета Талаата и Энвера предоставляло самый благоприятный момент, который мог не возобновиться и которым надо было поэтому воспользоваться без дальнейших проволочек. Необходимость загладить неудачу прежних германских военных миссий посылкой новой, на иных началах, пришлась как нельзя более кстати, и кроме преобразования турецкой военной организации в обязанности генерала Лимана фон Сандерса было включено заложение прочного основания германской власти в Турецкой империи.

Русская политика в отношении Константинополя и проливов покоилась искони на одном основном положении: сохранение невыгодного для нас во многих отношениях политического статус-кво или допущение изменения в нем только при непременном условии полной гарантии наших неоспоримых прав и жизненных интересов. Всякое среднее решение этого коренного вопроса русской политики считалось у нас настолько недопустимым, что из-за угрозы проливам, с чьей бы то ни было стороны, Россия сочла бы себя вынужденной отказаться от миролюбивой политики, которая отвечала насущным потребностям ее государственной жизни и интересам русского народа.

Сазонов С.Д
«Воспоминания» Глава IV

• Tags

  Арат, ГОТланд, ОПГ Остров, Тюргеши, война и мир, гордыня и гордость, русские не сдаются

• June 30th, 2021, 05:50 pm

Любопытная перемена ролей

Англия хочет будто бы создать под боком России новое армянское государство, которое служило бы для нас постоянным источником затруднений и хлопот; для этого она и бунтует армян. Армяне волнуются и нарочно дают себя убивать, для того, чтобы побудить Европу осуществить их мечту о национальной независимости, с особою европейской династией, наподобие Болгарии или Румынии. Так утверждают некоторые из наших газет. Но каковы бы ни были стремления армянских патриотов и их английских покровителей, повторяющиеся массовые убийства остаются фактом, от которого отделаться подобными указаниями невозможно. Кто бы ни был первоначальный виновник кровопролитий, но кровопролития продолжаются и усиливаются, охватывая все более обширные районы и обрушиваясь всею своею тяжестью на самые глухие местности азиатской Турции. Из того, что некоторые армяне и англичане действовали неправильно, вовсе еще не следует, что можно предоставить беззащитное население многих городов и сел на произвол рассвирепевших курдов. Если существуют честолюбивые армянские планы насчет будущего армянского царства, то они не могут исполниться по воле одной Англии, без согласия других держав и прежде всего России; русская дипломатия всегда успеет сказать свое veto против проектов, нежелательных или неудобных с точки зрения русских интересов. Зачем же примешивать эти преждевременные заботы к реальному и жгучему вопросу о кровавых ужасах, безнаказанно совершаемых над армянами в ближайшем от нас соседстве?

Английские газеты настаивают на принятии более серьезных и положительных мер для водворения порядка в турецких землях; глава британского кабинета публично заявляет, что нельзя придавать значение турецким обещаниям и реформам, что следовало бы ближе заняться обеспечением насущных интересов жителей Турции. Англичане пришли наконец к сознанию, что постоянно повторяющиеся кризисы на Востоке не могут быть смягчены внешними полумерами; они признают теперь ошибочность и бесполезность односторонней охранительной политики, которой так долго придерживалась Англия по отношению в оттоманской империи. Мнение Гладстона о неисправимости турок и о необходимости покончить с владычеством их на Босфоре начинает решительно преобладать в Англии; оно разделяется отчасти и самим правительством. Что же мы видим в нашей печати? Те самые газеты, которые когда-то обвиняли англичан в бездушии за их отношение к бедствиям турецких христиан, нападают теперь на Англию за ее недоброжелательство к Турции и к турецкому султану. Англичанам ставится в вину их чрезмерная заботливость об армянах, как прежде им ставили в вину чрезмерную заботливость о турках.

Любопытная перемена ролей замечается вообще в современной политике и журналистике по восточному вопросу. Англичане и австрийцы, бывшие до недавнего времени главнейшими защитниками Турции, выступают против нее с неменьшею энергиею во имя поруганных прав человечности; они не останавливаются пред мыслью о насильственной охране турецких подданных, избиваемых мусульманами. Туркофильский противник России в Константинополе и на берлинском конгрессе, маркиз Сольсбери, открещивается от солидарности с турецким султаном и выражает готовность действовать против турок в защиту бедствующих христиан; а часть нашей печати, жаждавшая прежде разгромить Турцию и с наибольшим усердием занимавшаяся обличением коварного туркофильства англичан и австрийцев, сделалась сама туркофильскою и старается теперь умалить и оправдать «турецкие зверства», взваливая ответственность за них на самих потерпевших. В пользу Турции и против Англии повторяются теперь некоторыми нашими патриотами такие же точно аргументы, какие приводились в свое время англичанами и австрийцами против России и ее заступничества за болгар. Тогда балканские волнения приписывались агитации славянских комитетов, поощряемых закулисною русскою дипломатиею; теперь у нас во всем обвиняются армянские комитеты, поддерживаемые англичанами. Тогда говорилось о честолюбивых русских замыслах, побуждающих Россию заступаться за болгар; теперь речь идет об английских планах и интригах, объясняющих заступничество Англии за армян. Тогда за границей толковали о славянских революционерах и агитаторах, которых турки должны были по неволе укрощать суровою военною расправою; теперь у нас говорится об армянских мятежниках и честолюбцах, навлекших на свою народность заслуженное возмездие со стороны турецкой власти. Заграничные туркофилы восставали тогда против освобождения болгар; наши новейшие туркофилы восстают теперь против оказания активной помощи армянам. Как австрийские и английские консерваторы проявляли тогда холодное равнодушие к избиениям болгарской «райи», так теперь некоторые наши газетные публицисты пренебрежительно отзываются о сообщаемых цифрах вырезанных армян.

«Вестник Европы, № 12. Иностранное обозрение» 1895 год

• Tags

  Арат, ОПГ Остров, Тюргеши, башиБОЗуки, война и мир, гордыня и гордость, русские не сдаются

• June 19th, 2021, 09:34 am

Николай делал вид, будто защищает права православной церкви, а не думает о завоевании Турции

Предложение Николая о полюбовном разделе Турции, высказанное им впервые 9 января 1853 г. в разговоре с сэром Гамильтоном Сеймуром и повторенное и развитое при нескольких последующих встречах посла с царем в январе (особенно 14 января) и феврале, встретило в Лондоне сразу же решительно враждебный прием. Чтобы понять это, необходимо напомнить о некоторых общих принципах британской восточной политики в тот момент и мнениях, царивших в Лондоне.
Захват Россией проливов означал, с точки зрения английских дипломатов типа Пальмерстона, во-первых, наступление эры полной неуязвимости русского государства со стороны Англии; во-вторых, этот захват не мог не явиться прелюдией к полному завоеванию Турции; в третьих, это завоевание Турции, конечно, должно было сопровождаться несравненно более легким для Николая подчинением также и Персии, которая уже и в конце 30-х годов, по прямому подстрекательству со стороны русского посланника графа Симонича, пошла на Герат, чтобы расчистить для русских дорогу в Индию. Следовательно, отдать царю Турцию значит отдать ему Индию. А потерять Индию для Англии значит превратиться во второстепенную державу. Поддаться на соблазнительное предложение царя - поделить Турцию между Англией и Россией - значит, по мнению британского кабинета, пойти на коварнейший и опаснейший для Англии обман. Царь предлагает Англии Египет и Крит. Но если бы даже поторговаться и получить еще при этом дележе Сирию, которую Николай охотно отдаст, чтобы надолго поселить и укрепить вражду между Англией и Францией, если даже, кроме Сирии, Англия получит еще и Месопотамию, которую царь вовсе пока не предлагает англичанам, какова же будет цена всем этим английским приобретениям? Захватив Малую Азию от Кавказа до азиатского берега Босфора, обеспечив за собой прочный тыл как на Кавказе, так и на Балканском полуострове, где Сербия, Болгария, Черногория, Молдавия, Валахия «превратятся в русские губернии», царь может спокойно послать затем несколько дивизий к югу от Малой Азии, эти войска без особых усилий выметут англичан прочь из Месопотамии, а если царю будет угодно, то и из Египта, и Сирии, и Палестины. Словом, этот предлагаемый Николаем дележ Турции есть лишь дипломатический маневр, прикрывающий грядущее полное поглощение Турции Россией. Слишком неодинаковы будут условия после дележа для России и Англии, слишком сильна Россия своей географической близостью и связанностью с турецкими владениями и своей огромной сухопутной армией. «Если садишься ужинать с чертом, запасайся очень длинной ложкой, иначе на твою долю ничего не останется», - эту старинную английскую поговорку привел впоследствии один публицист-русофоб по поводу предложения Николая о дележе. Из двух соперников один опасался, что ему меньше достанется и что другой отнимет у него потом еще и его долю добычи.
Такова была истинная почва для отказа и его мотивировка в недрах английского правительства. В лондонском Сити уже давно жаловались на препятствия, которые Россия чинила английской торговле и в Средней Азии, и даже в Персии, и боялись также, что в случае захвата Россией Дунайских княжеств Англия лишится крупного хлебного импорта и будет слишком зависеть от цен на русский хлеб. Сомневались также, чтобы прекраснодушные ожидания Ричарда Кобдена оправдались и чтобы русская власть либерально допустила англичан сбывать товары в завоеванной Турции. Маркс, когда война уже была в разгаре (2 января 1855 г. в «Neue Oder-Zeitung»), высказал еще одно предположение, почему промышленная буржуазия особенно горячо стояла за войну: ей хотелось отнять у аристократии еще одну позицию, которую аристократы пока удерживали за собой, именно армию, заполнить собой командный состав, что во время войны сделать было гораздо легче.

После отказа Англии Николай решил действовать напролом, т. е. ухватиться за последовательные провокации со стороны Наполеона III по вопросу о «святых местах», затеять на этой почве уже непосредственное сначала дипломатическое, потом, если понадобится, военное нападение на султана и добиться такого положения, когда фактически Турция признала бы в той или иной мере русский протекторат. Это сделать казалось тем легче, что Наполеон III в это самое время всячески усиливал свои провокации по адресу царя.
В январе 1853 г. уполномоченный посланец султана Афифбей сообщил в Иерусалиме католическому и православному духовенству, какие реликвии поступают отныне в ведение католиков, а какие в ведение православных.
Католическая серебряная звезда (с отчеканенным французским гербом) с большой и нарочитой торжественностью была водружена в Вифлееме в пещере, у входа в нишу, где, по легенде, были ясли новорожденного Христа. Вместе с тем и столь же торжественно ключ от главных ворот церкви «св. Гроба» в Иерусалиме и ключ от восточных и северных ворот Вифлеемской церкви также были переданы католическому епископу. Все это было устроено с намеренно-вызывающей шумихой. Раздражение среди православного духовенства и православных паломников было очень большое, а французское посольство, консулы и служебный штат при консульствах сделали все от них зависящее, чтобы придать этому событию характер полного торжества Франции над Россией. Николай, который на эти монашеские пререкания смотрел тоже (как и Наполеон III) прежде всего с политической точки зрения, как на один из способов добиться утверждения своего протектората над значительной частью турецких подданных, тотчас же принял вызов.
На провокацию со стороны Наполеона III в Петербурге решено было ответить гораздо более значительной провокацией. Дело явно шло уже о пробе сил, и Николай решил не отступать ни в коем случае. Морской министр князь Александр Сергеевич Меншиков был позван к царю и получил приказ отправиться в Константинополь с категорическими требованиями к султану Абдул-Меджиду.
Конечно, как и в целом ряде других случаев, внутренняя политика николаевской России на каждом шагу мешала предпринятой дипломатической борьбе.
В самом деле, защитницей свободы веры в Турции выступала царская власть. Об угнетении веры в Турции осмеливался говорить митрополит московский и коломенский Филарет Дроздов, православный Торквемада, отличавшийся от испанского своего прототипа главным образом лишь отсутствием страстной убежденности и наличием смиренномудрого, чиновничьего, правда, глубоко неискреннего, как мы теперь знаем, преклонения перед монархом, которого он всю свою жизнь терпеть не мог. О защите христианских братьев, притесняемых нечестивыми агарянами, и о свободе веры в Турции хлопотала и придворная славянофилка Антонина Дмитриевна Блудова, озабоченно справлявшаяся в это самое время у своих московских корреспондентов о том, правда ли, что на Рогожском кладбище в самом деле вполне исправно запечатаны старообрядческие молельни. Фрейлину это очень беспокоило вследствие ее опасения, что только зазевайся московская полиция, того и гляди, старообрядцы как-нибудь вдруг заберутся к своим запечатанным и запрещенным иконам. Преследуя русских старообрядцев, она осмеливалась разглагольствовать о защите свободы веры!
Когда уже после крымских поражений, накануне падения Севастополя, языки несколько развязались, А. М. Горчакову была подана одним из немногих тогда знатоков турецких дел, находившихся в Турции в 1852-1853 гг., обширная записка. В ней разоблачается (задним числом, правда) много официальной лжи, имевшей хождение именно тогда, когда Николаю требовалось снабдить готовившееся нападение на Турцию приличествующим идеологическим основанием. Автор записки Михаил Волков останавливается, между прочим, на двух моментах. Во-первых, никто православную религию в Турции не гнал в эти годы, и, во-вторых, православные иерархи в Турции не только не просили царя о защите, но больше всего боялись такого защитника. Приведем только два относящихся сюда места записки. «Вражда, питаемая нашими беглыми диссидентами к русскому правительству и в особенности к духовным властям, не есть чувство, скрываемое ими в глубине сердец. Бежавшие в Турцию раскольники проповедуют везде и всем, что правительство русское не щадит никого и гонит людей не только за их деяния, но и за верования, хотя бы их деяния согласовались во всем с гражданским порядком. Пропаганда раскольничья приводит всех христиан, живущих в Турции, в изумление, ибо восточные христиане хотя и имеют поводы жаловаться на различные притеснения со стороны турецкого правительства в отношении политическом, хозяйственном и гражданском, но они должны сознаться, что касательно веротерпимости турецкое начальство неукоризненно...» Точно так же лживо утверждение о православных иерархах, будто бы просящих царя о покровительстве: «Обладая вполне греческим языком, нам случалось говорить с епископами константинопольского синода о русской церкви и слышать их рассуждения о неудобствах, могущих произойти для Вселенского престола из официального протектората русской державы...»
Дальше приводятся слова этих епископов: «Этот... Николай, теперь столь усердный к благу православия, в прошедшем 1852 году лишил грузинскую церковь ее самостоятельности... Вы сделаете то же самое и с нами. Мы теперь богаты и сильны. Девять миллионов душ в руках патриарха, его синода и семидесяти епархиальных епископов. Вы, с правом протектората в руке, лишите нас всего, уничтожите наше значение и пустите нас с сумою».
А в это время Хомяков, Погодин, Шевырев, Константин Аксаков не переставали печаловаться о томящейся в мусульманском плену православной церкви, которая ждет не дождется царя-избавителя.
Ложь, состоявшая в том, что Николай делал вид, будто защищает права православной церкви, а вовсе не думает о завоевании турецких владений, вызывала обильнейшую ответную ложь со стороны всех русских дипломатических представителей как на западе, так в особенности на востоке. Русский поверенный в делах Озеров писал из Константинополя именно то, что могло понравиться царю, а Нессельроде собирал эти лживые сообщения воедино и подносил Николаю, который все более и более укреплялся после каждого доклада в своем раз обозначившемся намерении. Уезжающему в Турцию князю Меншикову дается инструкция, в которой говорится: «Судя по всем последним донесениям нашего поверенного в делах, большая часть членов дивана и, в частности, великий визирь Мехмет-Али-паша выражают раскаяние и опасения по поводу уступок, которые они сделали Франции, и раскаиваются в своей недобросовестности относительно нас». Вывод: Меншиков не должен удовлетворяться уступками, которые турки уже сделали и еще сделают России. «В другие времена и при других обстоятельствах несомненно было бы легче добиться разрешения вопроса, но теперь Турция для нас - враг, в гораздо большей степени мешающий (embarassant), чем опасный. Распадение Оттоманской империи стало бы неизбежным при первом же серьезном столкновении с нашим оружием». И дальше обычный, заключительный припев: конечно, царь не хочет разрушать Турцию, но что же делать - нужно не быть застигнутым врасплох, а то, чего доброго, православная церковь в Турции может пострадать.
Эта конечная присказка так же лжива, как все содержание инструкции, как и все донесения, на которые инструкция ссылается. Никакого «раскаяния» ни диван, ни великий визирь не обнаруживали, и никакого распадения от «первого столкновения» с русской армией они в этот момент не боялись. Об этом (с большим опозданием, только в 1855 г.) узнал уже преемник Николая из той же большой докладной записки Михаила Волкова: «В Петербурге думали, что прибытие русского посла с военною свитою произведет страшный эффект и покорит немедленно турок воле государя. Непростительно было так ошибаться, ибо турки уже доказали нам в 1849 году, что они неуступчивы. Сверх того, мусульмане нашего оружия более не боялись... К тому же Омер-паша, который во всю Венгерскую войну нещадно хулил наших военачальников, называя их глупцами, уверял турок, что он не даст русским завоевать Оттоманской империи и не пропустит их через Дунай».
Меншиков, живший сам в мире иллюзий, даже не нуждался в таких царских инструкциях. Он и без того понимал, что если царь добьется даже полностью удовлетворения всех своих домогательств по части церкви путем переговоров, то им, Меншиковым, в Петербурге будут довольны наполовину. Но если он привезет с собой из Константинополя достаточный предлог для занятия княжеств, то им будут уже вполне удовлетворены.


Посторонний и очень умный наблюдатель, бывший саксонским представителем и в Петербурге и (с 1853 г.) в Лондоне, граф Фитцтум фон Экштедт пишет в своих воспоминаниях: «Чтобы понять происхождение Крымской войны, недостаточно приписывать ее несвоевременному честолюбию императора Николая. Это честолюбие старательно воспламеняли и искусственно поддерживали (sfrudiedly inflamed and artfully fomented). Луи-Наполеон или его советники с самого начала рассчитывали на восточный вопрос совершенно так, как тореадор (the bull fighter) рассчитывает на красный платок, когда он хочет разъярить животное до высочайшей степени».

Тарле Е.В. «Крымская война» Посольство Меншикова и разрыв сношений между Россией и Турцией. 1853 год

• Tags

  ОПГ Остров, Тюргеши, война и мир, гордыня и гордость, русские не сдаются, франджи